собственного наряда, и повышенное внимание слуг, выглядывавших из каждой двери.
Терранс невозмутимо прошел по длинному коридору и поднялся по лестнице.
В столь сомнительной ситуации самоуверенность и высокомерие оказались весьма кстати.
Наконец они оказались в полутемной комнате. Хозяин ногой закрыл дверь, и Линни услышала оскорбленное мяуканье. Мисс Спит, как всегда, обиделась.
— Люблю тебя, — сообщил Терранс и бережно опустил Каролину на кровать. — Сейчас докажу.
Линни нахмурилась:
— Мог бы хоть раз в жизни спросить…
Закончить она не успела, потому что почувствовала на губах теплые губы и мгновенно забыла, что именно собиралась сказать.
— Ну и как? — поинтересовался Терранс. — Может быть, начнем с дюжины поцелуев?
— Уже гораздо лучше — это ответ на первый вопрос. А что касается дюжины — непременно.
Он поцеловал неторопливо и очень обстоятельно, а потом слегка отстранился и уточнил:
— А нельзя увеличить норму?
— До ста?
— Давай начнем с нескольких миллионов.
Линни задумалась.
— М-м-м, довольно много…
Терранс загадочно усмехнулся, привлек ее к себе и нежно коснулся губами шеи.
Линни вздрогнула: казалось, каждая частичка ее существа томилась в нетерпеливом ожидании.
— Это только на сегодня. А завтра начнем новый отсчет.
— О, тогда все в порядке, — пытаясь не задохнуться, одобрила Линни, и в этот момент теплая ладонь скользнула к груди.
Она закрыла глаза, запустила пальцы в густые темные волосы и прошептала в любимые губы:
— Согласна и на дюжину, и на миллион. Какая разница? Только целуй меня всегда. Это самое главное чудо на свете.
— Сейчас покажу кое-что более чудесное, — пробормотал он, покрывая поцелуями шею, плечи и спускаясь ниже, к прозрачной ткани сорочки.
Губы коснулись груди, и Линни подалась навстречу, стремясь обострить наслаждение. — Да, чудесно, — пролепетала она. Лорд Дарингтон засмеялся:
— Вообще-то я имел в виду другое. — Покажи другое. Быстрее.
— А просить ты не умеешь? — с шутливой укоризной поинтересовался он и положил руку ей на живот.
Линни открыла глаза. Терранс смотрел требовательно и горячо — как никто другой на всем белом свете. И она сразу почувствовала себя счастливой, любимой и желанной.
— Люблю тебя, — прошептала она. — Люблю тебя, — эхом отозвался он.
Голубые глаза подтвердили, что слова полностью соответствуют мыслям.
— Знаешь, — заметила Линни, — обычно ты так мало говоришь, а сейчас, когда эта особенность могла бы оказаться очень даже кстати, вдруг заговорил полными длинными предложениями. Ужасно неприятно.
Он широко улыбнулся, и на подбородке появилась удивительная ямочка. А потом самоуверенный нахал еще и подмигнул.
— Прости, — прошептал он и поцеловал.
— Это четвертый поцелуй, — сообщила Линни и перестала считать, потому что забыла обо всем, кроме любви и блаженства.