выслушали своего коллегу. Лайнхен и Уолтерс вместе с Мэллери приняли участие в радио дискуссии на эту тему 26 августа 1956 года, которую финансировал Джорджтаунский университет. Записи этой передачи были широко растиражированы и привлекли мое внимание. Я был тронут тем, с какой верой отнеслись к Мэллери такие люди, как Уолтерс, Лайнхен и Хейден. А когда я сам повстречался с ним, тоже убедился в его искренности и честности. У меня было какое-то предчувствие, что, несмотря на невероятность самой идеи и недостаток веских доказательств, истина могла быть на стороне Мэллери. И я решил изучить карты, так тщательно, как только мог. Поэтому и включил это в программу научных исследований в Кин-Стейт колледже. Исследование проводилось в рамках моих занятий со студентами, и с самого начала они приняли в этом живое участие. У меня была привычка прививать им интерес к проблемам переднего края науки, потому как я верил, что нерешенные вопросы больше развивают интеллект и воображение, чем разжеванные темы, взятые из учебника. Мое глубокое убеждение состоит еще и в том, что любитель играет в науке гораздо большую роль, чем принято считать. Я читал лекции по истории науки и осознавал, с каким ожесточением принимают специалисты "безумные" открытия (нередко их именуют "прорывными"). В действительности же каждого научного работника, когда он приступает к новой теме, можно назвать любителем. Коперник, Ньютон, Дарвин - всем им было присуще "любительство" в хорошем смысле слова, когда они совершили свои открытия. И уже в процессе многолетней работы стали специалистами в избранной области. Однако ученый, который начинает с того, что изучает буквально все, сделанное до него, никогда, вероятно, не вдохновится на нечто совершенно новое. Человек науки - это тот, кто знает все, или почти все, и обычно уверен, что постиг все важное в своей отрасли. Если даже он не думает так, он тем не менее убежден, что другие знают еще меньше, а непрофессионалы и вообще не знают ничего. И потому к любителям такое пренебрежение со стороны большой науки, несмотря на тот факт, что им она обязана бесчисленными важными открытиями, во всех областях (как-то при обсуждении трудного вопроса Томас Алва Эдисон сказал, что он слишком сложен для специалистов, и нужно подождать, пока какой-нибудь любитель не возьмется за него.) Ввиду всего этого я без колебаний предложил головоломку Пири Рейса моим студентам.

Глава II ТАЙНЫ КАРТЫ ПИРИ РЕЙСА Когда мы начинали наше исследование, я, как и студенты, был любителем. Мое единственное преимущество по сравнению с ними состояло в том, что я уже имел опыт научной работы; но они же и выигрывали оттого, что знают меньше, так как им не нужно было преодолевать предубеждения. С самого начала у меня была мысль - или дурное предчувствие, если хотите, - что наши поиски обречены на неудачу. Если эта карта была копией какой-то древней карты, которая по тем или иным причинам сохранилась в Константинополе и попала к туркам, тогда между нею и изданиями, имевшими хождение в Европе в средние века, мало что будет общего. Я не могу допустить, чтобы эта карта одновременно принадлежала и древнему миру (т.е. была копией), и средним векам. Поэтому, когда один из моих студентов сказал, что она напоминает ему средневековые навигационные карты, я мало этим заинтересовался. К счастью, свое мнение я оставил при себе, а студента подбодрил провести исследование в этом направлении. Вскоре у нас накопилось множество данных о средневековой картографии. Мы мало интересовались картами суши, поскольку они были крайне примитивны. Привлекали нас только морские карты, бывшие в ходу у средневековых мореплавателей, начиная с XIV столетия. Эти "портуланы" (слово происходит от назначения этих карт, которые служили лоциями от порта к порту) отображали Средиземноморье и Черное море и были мастерски оформлены. Примером может быть "Портулан Дульсерта" 1339 года издания. Если читатель сравнит отдельные линии на нем и на произведении Пири Рейса, он может увидеть их сходство. Единственное отличие в том, что "Портулан Дульсерта" охватывает Средиземное и Черное моря, а карта Пири Рейса побережья всей Атлантики. Эти линии отличаются также и от тех, которые изображены на современных картах. Это не координатная сетка с параллелями и меридианами, расположенными на равном расстоянии и составляющими решетки различных форм. Эти линии, по крайней мере на старинных картах, представляют собой радиально расходящиеся от центра лучи, как спицы в колесе. Эти центры как бы воспроизводят графический образ морского компаса, а некоторые из карт в целом и оформлены, как этот главный навигационный прибор. Радиально расходящиеся "спицы" соответствуют аналогичным точкам на компасе, и общее их число в одних случаях - 16, в других- 32. Вследствие того, что морские компасы стали использоваться в Европе примерно в то же время, когда появились эти карты, большинство ученых пришли к выводу, назначение подобных картографических материалов состояло в том, чтобы, помочь средневековым морякам плавать по компасу. Нет сомнения, что мореплаватели в те времена использовали карты для проложения курса по компасу, так как такой метод описан в старинных трактатах. Но чем больше мы погружались в изучение карт, тем больше возникало загадок. Например, было обнаружено, что один из ведущих ученых в этой области не верил в средневековое происхождение морских карт. А. Е. Норденшельд, составивший целый атлас таких карт, а также написавший труд об их истории, выдвинул несколько доводов в пользу того, что они могли происходить из более древних времен. Прежде всего он указал, что "Портулан Дульсерта", как и другие подобные произведения, были слишком точными, чтобы считать их авторами средневековых мореплавателей. Затем удивление вызывал тот факт, что на этих удачных образцах не было признаков их развития. Те, которые принадлежат к началу XIV столетия, столь же совершенны для своего времени, как и относящиеся к ХV столетию. Как будто кто-то еще в XIV веке скопировал такие поразительные карты, что их не смогли улучшить даже в течение двух столетий. Более того, Норденшельд обнаружил доказательства тому, что существовала лишь одна карта, а все портуланы, выполненные позже, были лишь копиями, в той или иной степени отличными от оригинала. Он назвал этот неизвестный оригинал "обычным портуланом" и показал, что последующие карты рабски копировались с него. Измерения показывают, писал он, во-первых, что касается контуров Средиземного и Черного морей, то все портуланы схожи и будто срисованы с одной и той же карты, во-вторых, на них всех использован один и тот же масштаб. После обсуждения вопроса об этом едином