Уилл Адамс «Шифр Александра»

После смерти в Вавилоне в 323 г. до н. э. тело Александра Македонского было отправлено с грандиозной процессией в Египет для захоронения в Александрии, где оно оставалось на всеобщем обозрении в течение примерно шести сотен лет.

Гробница Александра считалась одним из чудес света. Паломничество к нему совершали римские императоры, включая Юлия Цезаря, Августа и Каракаллу. Однако в результате землетрясений, пожаров и войн Александрия пришла в упадок, и могила затерялась.

Несмотря на многократно предпринимаемые раскопки ее так и не нашли.

ПРОЛОГ

Ливийская пустыня, 318 г. до н. э.

Источник находился в углублении, в нижнем углу пещеры — почерневший ноготь на вывернутом пальце уродливой, обуглившейся лапы. Густой слой лишайника и грязной пены покрывал родник, поверхность которого веками оставалась недвижимой — лишь изредка по ней пробегала легкая рябь от прикосновения обитавших в каверне насекомых или вспучивались пузыри выходящего газа.

Внезапно грязная кожура прорвалась, и из-под воды вынырнула человеческая голова. Трепещущие ноздри и распахнутый рот судорожно втянули животворный воздух в разрывающиеся легкие. Время шло, а дыхание не унималось и даже участилось, как будто сердце, колотясь из последних сил, могло вот-вот разорваться в груди. Еще усилие… еще… и вот уже напряжение схлынуло, критический момент миновал. Худшее осталось позади.

Света в пещере не было, даже вода не отливала обычным призрачным блеском, и радость спасшегося сменилась отчаянием — неужели все усилия напрасны и рискованный подводный побег привел в тупик, где его снова ждет смерть, пусть и в другом обличье? Ощупав края водоема, человек подтянулся, повернулся и сел. Потом, словно вспомнив о чем-то, сунул руку под промокшую тунику — за кинжалом, хотя опасность погони была невелика. Протиснуться через подводный коридор оказалось не так-то просто, стены сжимали со всех сторон. Хотелось бы посмотреть на того толстяка ливийца, пытавшегося достать его мечом, — вот уж кто точно закупорил бы проход и сидел там, пока не похудеет.

Что-то прошуршало у щеки. Человек вскрикнул в ужасе и, защищаясь, вскинул руки. Эхо прозвучало как-то странно, медленно и гулко для маленькой, как ему представлялось, пещеры. Кто-то захлопал крыльями. Похоже на птицу, но откуда птицы в такой темноте? Может быть, летучая мышь? Их он определенно видел — на закате, роящимися, будто мошкара, над далекими садами. Лучик надежды. Если это те же самые летучие мыши, то должен быть выход. Человек ощупал каменистые стены и начал подниматься по самой отлогой. Он не отличался силой и ловкостью атлета, и подъем в темноте был кошмаром, но в стене по крайней мере хватало углублений и выступов. Добравшись до верха и поняв, что дальше двигаться некуда, он отступил и попробовал другой маршрут. Потом третий. Время шло. Минуты и часы. Он проголодался и устал. Один раз он сорвался и с криком упал на дно пещеры. Сломанная нога обрекла бы его на верную смерть, но он лишь ударился головой о камень и провалился в темноту.

Очнувшись, он не сразу понял, где находится и почему, а когда память вернулась, его накрыла такая оглушающая волна отчаяния, что в какой-то момент даже мелькнула мысль: а не вернуться ли назад? Снова в тот жуткий подводный коридор? Нет. Уж лучше снова лезть на стену. И он полез. Еще раз. И еще. Очередная попытка закончилась тем, что он взобрался на высокий уступ, настолько узкий, что едва хватило места встать на колени. Человек пополз вперед и вверх, чувствуя отвесную каменную стену слева и пустоту справа и отчетливо сознавая, что малейшая оплошность закончится падением и неминуемой гибелью. Осознание опасности не только не мешало, но даже помогало, обостряло внимание, добавляло сосредоточенности.

Уступ изгибался, и оттого казалось, что ползешь внутри брюха громадной каменной змеи. Постепенно тьма начала рассеиваться, потом сделалось почти светло, и он, подняв голову, с изумлением обнаружил, что смотрит на закатное солнце, настолько ослепительное и яркое после многочасового мрака, что пришлось заслониться от него ладонью. Закат! С того времени как они попали в ловушку Птолемея, прошел почти целый день. Человек подобрался к краю выступа и посмотрел вниз. Отвесный обрыв и несомненная смерть. А если вверх? Он поднял голову — тяжело, но возможно. Только вот солнце скоро сядет. Он сразу же начал карабкаться, не глядя ни вверх, ни вниз, сосредоточившись на точности и надежности в ущерб скорости. Терпение сослужило хорошую службу. Несколько раз камень крошился под рукой или ногой. С последними лучами заката человек достиг уступа. Пути назад уже не было, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю и оставшиеся силы. Вцепившись ногтями в камень, обдирая в кровь ладони, он подтянулся, поднатужился и сначала оперся на локти, а потом, срывая кожу с коленей и стоп, перевалился через край, перекатился на спину и замер, с благодарностью глядя в темнеющее небо.

Келоним никогда не считал себя смельчаком. Целителем, ученым — да, но не воином. И все же сейчас он чувствовал молчаливый укор товарищей. Вместе жить и вместе умереть — так звучала их клятва. Когда Птолемей в конце концов заманил их в ловушку, все без малейших колебаний выпили приготовленный Келонимом настой, дабы не проговориться под пытками и сохранить тайну. А вот сам он в последний момент дрогнул, отступил перед невыносимым ужасом преждевременной смерти, добровольным отказом от чудесного дара жизни со всей полнотой ее ощущений, возможностью видеть красоту мира, наслаждаться его запахами, ловить с восторгом его звуки, размышлять и творить. Никогда больше не узреть родных холмов, утопающих в пышной зелени берегов, сосновых лесов и серебристых пихт! Никогда больше не услышать речей мудрых мужей на рыночной площади. Не обнять мать, не подразнить сестру, не поиграть с племянниками! Он лишь притворился, что выпил яд. А потом, когда остальные испустили дух, бежал в пещеры.

Луна освещала путь, помогая спускаться. Вокруг расстилалась пустыня, и в какой-то момент Келоним остро ощутил свое одиночество. Его товарищи были щитоносцами в армии Александра, неустрашимыми воинами. Рядом с ними Келоним чувствовал себя в безопасности, без них — слабым и хрупким, как тростинка, чужаком в стране диковинных богов, где все говорили на непонятных языках. Он сошел вниз по склону и зашагал быстрее, еще быстрее, подгоняемый поднимающимся изнутри ужасом, а потом побежал, не разбирая дороги, куда глаза глядят, и не останавливался, пока не оступился и не рухнул на песок.

Келоним встал. Ощущение беспричинной