- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (170) »
Федор Демин с сердцем сплюнул:
— Тю, дуреха! Да ты, никак, опять цыган испугалась?.. То-то я вижу, вся изменилась с лица. Вот дура так дура, чисто малое дите. Да уже и малые дети их перестали бояться. Мой пацан как увидит шатры за станицей, так и торчит там с утра до вечера. Теперь не цыган надо бояться, а водородной бомбы! — И он опять захохотал, закрутил головой. — Нет, ты только подумай, самим цыганам сумел полумертвую кобылу всучить! А еще говорят и пишут в нашей районной газетке «Советский Дои», что наш председатель — плохой хозяин.
Знала бы Клавдия, что ожидает ее за дверью с табличкой «Председатель колхоза», ни за что не пренебрегла бы предупреждением накудрявленной, как барашек, девушки и повернула от двери обратно. Но было поздно, она уже вошла в кабинет, уже и Тимофей Ильич успел ее заметить и кивком головы дал понять, что ей придется подождать, пока он освободится. При этом он не прерывал своего разговора с цыганом: — Но-но, ты меня жуликом не величай, ищи жуликов где-нибудь в другом месте!. Бухгалтер ввернул: — За это можно и статью припаять. Как за клевету. — Что такое жулик? — глубокомысленно спросил председатель. И сам же ответил: — Это тот, кто для своей личной выгоды старается с другого человека семь шкур спустить. А я не лично для себя, для колхоза беспокоюсь. Вон хоть у этой женщины спроси, она за колхоз кому угодно горло перервет, Как ты, Клавдия Петровна, считаешь?. Еще этого ей недоставало! Но и не могла же она согласиться с тем, с чем никогда не соглашалась в жизни. — Если, Тимофей Ильич, по правде, то надо бы эти лопаты людям вернуть. Черноволосый мужчина полуобернулся и бросил на нее через плечо взгляд. Она не могла его заметить, потому что отвечала, не поднимая глаз от пола. А Тимофей Ильич, услышав ее слова, поморщился. Не такого ответа ожидал он от Клавдии Пухляковой. — Что такое, между прочим, правда? Это не что-нибудь вообще. Если для колхоза польза, значит, наша правда. Презрение и насмешка сплелись в словах цыгана: — Ты что же, председатель, надеешься так свой колхоз поднять? Тимофей Ильич встал за столом, выпрямился. — Цыган меня марксизму учит?! А где ты был, борода, когда я эти штуки зарабатывал? — И с этими словами он распахнул свой пиджак. Цыган подался вперед, всматриваясь в его награды. — Молодец, не зря воевал. Где я был? Там же, председатель, где и ты. И он спокойно отвернул обеими руками борта своего темно-синего пиджака, ослепив всех в комнате, в том числе и Клавдию, блеском целого, что называется, иконостаса орденов и медалей. Перед ним стыдливо потускнели медали председателя, потому что у цыгана было их неизмеримо больше и из них выступали два ордена: Красного Знамени и Славы. Даже бухгалтер не удержался: — Вот это ну! А Тимофею Ильичу ничего другого не оставалось, как незаметно запахнуть пиджак, пряча более скромное серебро своих наград. Не скрывая восхищения, он вышел из-за стола, чтобы поближе рассмотреть награды на груди у цыгана. — Так вот ты, оказывается, какой цыган! Где же ты их сразу столько заслужил? Цыган сухо ответил: — В разведке. Но это к делу не относится, у нас тут не вечер воспоминаний боевых друзей. Сперва отдай распоряжение, чтобы вернули лопаты, а потом уже спрашивай. Тимофей Ильич положил руку ему на плечо: — Погоди, с этим всегда успеется. Ты, оказывается, грамотный парень, и язык у тебя неплохо подвешен. А все-таки не можешь обуздать свою кровь. Я все же постарше тебя и по возрасту и по своему званию старшего сержанта, а ты на меня здесь кричишь и в присутствии других людей подрываешь мой авторитет. В нашем колхозе и без тебя есть кому на председателя кричать. — И Тимофей Ильич чуть заметно повел бровью в сторону двери, где стояла Клавдия Пухлякова. Спокойным движением цыган снял его руку со своего плеча. — Я на тебя не кричу, а вот ты действительно кричал. Если ты и с другими людьми так обращаешься, то это еще хорошо, что никто из них тебя не побил. И наши воинские звания мы тоже не будем здесь разбирать. Не место. С беспокойством в голосе Тимофей Ильич спросил: — Что ты хочешь этим сказать? Если уж начал, договаривай. Все в колхозе знали, что Тимофей Ильич, не лишен был тщеславия и гордился, что на фронте от рядового дослужился до старшего сержанта. Звание хотя и не высокое, но без пяти минут офицер. Все так же спокойно цыган ответил: — Ничего такого я не хочу сказать. Старший сержант — хорошее звание. Но есть и другие. — Например? — Например, лейтенант. — Уж не хочешь ли ты сказать, что среди цыган тоже бывают лейтенанты? — Кто знает, может, и бывают. — Ну, уж это ты врешь, — с уверенностью заявил председатель. — Ордена и медали еще можно личным геройством заслужить, а чтобы лейтенанта заработать — для этого одного геройства мало. Тут надо, брат, и образование иметь или по крайней мере талант. Для этого надо не цыганскую голову на плечах иметь. Совсем тихим голосом цыган поинтересовался: — Почему же? У цыган голова тоже круглая. — Это ты мне не объясняй. Дружба народов, знаю… Не о том речь. У цыган в голове всю жизнь только и было, как бы половчее честного человека обмануть, а этой одной науки на войне, как ты сам должен знать, еще мало. В разведке эта наука, понятно, еще могла тебе службу сослужить и даже помочь заработать один-два ордена, а вот чтобы в бою командовать, тут совсем другая наука нужна. И Тимофей Ильич ушел на свое место за стол, довольный, что ему наконец удалось подобрать подходящее объяснение, почему наградам цыгана посчастливилось несколько притушить блеск его медалей. Из-за стола он победоносно поглядывал на цыгана и бухгалтера. Бухгалтер не замедлил оценить его находчивость: — Да, это тебе не у наковальни плясать. — И не присваивать чужое, — в тон ему добавил цыган. — Но-но! — угрожающе повысил голос бухгалтер. Цыган на него и внимания не обратил. Он обращался к председателю: — Один раз ты уже ошибся, А что будет, если ошибешься и во второй раз? Переглянувшись с бухгалтером, председатель пообещал: — Если я совершу эту ошибку, то вот тебе мое слово: прикажу заплатить деньги за твои лопаты — и дело с концом. Цыган покачал головой: — Одного твоего слова мало. Тимофей Ильич искренне возмутился: — Отказываешься верить председателю колхоза? — Ему-то я верю, да вдруг он опять скажет, что для пользы колхоза не запрещается и обмануть? — Этого я не говорил. Я говорил по-другому. Ну если мало тебе моего честного слова, то можно и при свидетелях. Вот тебе уже свидетель номер один, — Тимофей Ильич повел рукой в сторону
Знала бы Клавдия, что ожидает ее за дверью с табличкой «Председатель колхоза», ни за что не пренебрегла бы предупреждением накудрявленной, как барашек, девушки и повернула от двери обратно. Но было поздно, она уже вошла в кабинет, уже и Тимофей Ильич успел ее заметить и кивком головы дал понять, что ей придется подождать, пока он освободится. При этом он не прерывал своего разговора с цыганом: — Но-но, ты меня жуликом не величай, ищи жуликов где-нибудь в другом месте!. Бухгалтер ввернул: — За это можно и статью припаять. Как за клевету. — Что такое жулик? — глубокомысленно спросил председатель. И сам же ответил: — Это тот, кто для своей личной выгоды старается с другого человека семь шкур спустить. А я не лично для себя, для колхоза беспокоюсь. Вон хоть у этой женщины спроси, она за колхоз кому угодно горло перервет, Как ты, Клавдия Петровна, считаешь?. Еще этого ей недоставало! Но и не могла же она согласиться с тем, с чем никогда не соглашалась в жизни. — Если, Тимофей Ильич, по правде, то надо бы эти лопаты людям вернуть. Черноволосый мужчина полуобернулся и бросил на нее через плечо взгляд. Она не могла его заметить, потому что отвечала, не поднимая глаз от пола. А Тимофей Ильич, услышав ее слова, поморщился. Не такого ответа ожидал он от Клавдии Пухляковой. — Что такое, между прочим, правда? Это не что-нибудь вообще. Если для колхоза польза, значит, наша правда. Презрение и насмешка сплелись в словах цыгана: — Ты что же, председатель, надеешься так свой колхоз поднять? Тимофей Ильич встал за столом, выпрямился. — Цыган меня марксизму учит?! А где ты был, борода, когда я эти штуки зарабатывал? — И с этими словами он распахнул свой пиджак. Цыган подался вперед, всматриваясь в его награды. — Молодец, не зря воевал. Где я был? Там же, председатель, где и ты. И он спокойно отвернул обеими руками борта своего темно-синего пиджака, ослепив всех в комнате, в том числе и Клавдию, блеском целого, что называется, иконостаса орденов и медалей. Перед ним стыдливо потускнели медали председателя, потому что у цыгана было их неизмеримо больше и из них выступали два ордена: Красного Знамени и Славы. Даже бухгалтер не удержался: — Вот это ну! А Тимофею Ильичу ничего другого не оставалось, как незаметно запахнуть пиджак, пряча более скромное серебро своих наград. Не скрывая восхищения, он вышел из-за стола, чтобы поближе рассмотреть награды на груди у цыгана. — Так вот ты, оказывается, какой цыган! Где же ты их сразу столько заслужил? Цыган сухо ответил: — В разведке. Но это к делу не относится, у нас тут не вечер воспоминаний боевых друзей. Сперва отдай распоряжение, чтобы вернули лопаты, а потом уже спрашивай. Тимофей Ильич положил руку ему на плечо: — Погоди, с этим всегда успеется. Ты, оказывается, грамотный парень, и язык у тебя неплохо подвешен. А все-таки не можешь обуздать свою кровь. Я все же постарше тебя и по возрасту и по своему званию старшего сержанта, а ты на меня здесь кричишь и в присутствии других людей подрываешь мой авторитет. В нашем колхозе и без тебя есть кому на председателя кричать. — И Тимофей Ильич чуть заметно повел бровью в сторону двери, где стояла Клавдия Пухлякова. Спокойным движением цыган снял его руку со своего плеча. — Я на тебя не кричу, а вот ты действительно кричал. Если ты и с другими людьми так обращаешься, то это еще хорошо, что никто из них тебя не побил. И наши воинские звания мы тоже не будем здесь разбирать. Не место. С беспокойством в голосе Тимофей Ильич спросил: — Что ты хочешь этим сказать? Если уж начал, договаривай. Все в колхозе знали, что Тимофей Ильич, не лишен был тщеславия и гордился, что на фронте от рядового дослужился до старшего сержанта. Звание хотя и не высокое, но без пяти минут офицер. Все так же спокойно цыган ответил: — Ничего такого я не хочу сказать. Старший сержант — хорошее звание. Но есть и другие. — Например? — Например, лейтенант. — Уж не хочешь ли ты сказать, что среди цыган тоже бывают лейтенанты? — Кто знает, может, и бывают. — Ну, уж это ты врешь, — с уверенностью заявил председатель. — Ордена и медали еще можно личным геройством заслужить, а чтобы лейтенанта заработать — для этого одного геройства мало. Тут надо, брат, и образование иметь или по крайней мере талант. Для этого надо не цыганскую голову на плечах иметь. Совсем тихим голосом цыган поинтересовался: — Почему же? У цыган голова тоже круглая. — Это ты мне не объясняй. Дружба народов, знаю… Не о том речь. У цыган в голове всю жизнь только и было, как бы половчее честного человека обмануть, а этой одной науки на войне, как ты сам должен знать, еще мало. В разведке эта наука, понятно, еще могла тебе службу сослужить и даже помочь заработать один-два ордена, а вот чтобы в бою командовать, тут совсем другая наука нужна. И Тимофей Ильич ушел на свое место за стол, довольный, что ему наконец удалось подобрать подходящее объяснение, почему наградам цыгана посчастливилось несколько притушить блеск его медалей. Из-за стола он победоносно поглядывал на цыгана и бухгалтера. Бухгалтер не замедлил оценить его находчивость: — Да, это тебе не у наковальни плясать. — И не присваивать чужое, — в тон ему добавил цыган. — Но-но! — угрожающе повысил голос бухгалтер. Цыган на него и внимания не обратил. Он обращался к председателю: — Один раз ты уже ошибся, А что будет, если ошибешься и во второй раз? Переглянувшись с бухгалтером, председатель пообещал: — Если я совершу эту ошибку, то вот тебе мое слово: прикажу заплатить деньги за твои лопаты — и дело с концом. Цыган покачал головой: — Одного твоего слова мало. Тимофей Ильич искренне возмутился: — Отказываешься верить председателю колхоза? — Ему-то я верю, да вдруг он опять скажет, что для пользы колхоза не запрещается и обмануть? — Этого я не говорил. Я говорил по-другому. Ну если мало тебе моего честного слова, то можно и при свидетелях. Вот тебе уже свидетель номер один, — Тимофей Ильич повел рукой в сторону
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (170) »