Правдивая история

Знаменитая статуя Свободы, возвышающаяся в нью-йоркской гавани, — символ американской демократии, символ, к которому американцу еще на школьной скамье внушают благоговение, — стоят к американскому континенту спиной. Фейс Вэнс, родившаяся и выросшая в Соединенных Штатах, обнаружила это уже будучи зрелым человеком. Тем невзгодам и разочарованиям, которые ей пришлось испытать, прежде чем она осознала, это, посвящена интересная книга Джея Дайса, предлагаемая вниманию советских читателей.

Путь Фейс от уютного старого домика на одной из улиц столицы Соединенных Штатов Вашингтона, где жили супруги Вэнсы, от приемной Департамента, где не один год проработала Фейс, до острова Эллис, печально-знаменитого «острова слез», который современные «охотники за ведьмами» превратили в узилище для своих жертв, и составляет основную сюжетную линию романа «Вашингтонская история». Роман этот вышел в США в 1950 году и является первым произведением молодого американского писателя Джея Дайса, работавшего до того репортером в различных газетах. В 1957 году Дайс выпустил новую книгу «Деньги, не приносящие радости», положительно оцененную прогрессивной критикой.

Но уже первая книга, взволнованно рассказавшая о трагической судьбе Фейс Вэнс, принесла писателю известность и уважение широких читательских кругов.

Кто такая Фейс Вэнс?

Обыкновенная американка, каких немало, трудолюбивая и практичная, порой восторженная и чуть легкомысленная, нежная мать и верная жена. Фейс работает в Министерстве иностранных дел США — Государственном департаменте. Ее интерес к политике вряд ли выходит за рамки служебных обязанностей. Правда, в отличие от большинства служащих Департамента, Фейс — член профсоюза, но вступила она туда в молодости, после того как увлеклась юношей — профсоюзным активистом. Ее участие в профсоюзной жизни состоит главным образом в уплате членских взносов.

И вот эта ничем не примечательная рядовая служащая становится вдруг объектом пристального внимания Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, наводящей ужас на всю страну. «Хоть убейте, не понимаю, как они рассчитывают выйти из положения, если стали преследовать людей вроде вас, — говорит Фейс один из ее друзей, Аб Стоун. — Ведь вы — американка до мозга костей. Подозревать вас — это значит подозревать всех американцев, и надо, чтобы американцы это поняли. Если уж вам не гарантирована безопасность, то кому же?.. Они начали с государственных служащих, а теперь идут дальше и дальше. Профсоюзные лидеры, писатели, художники, педагоги, ученые — все подряд».

Фейс Вэнс оказывается между колес безжалостной машины. Оказывается случайно и в то же время не случайно. Случайно потому, что комиссия начинает преследовать Фейс в результате неблагоприятного для нее стечения обстоятельств. Не случайно потому, что это могло случиться не с Фейс Вэнс, а с любой из ее сослуживиц — с тысячами людей, живущих под сенью американской демократии.

Обстановка политического террора в послевоенной Америке, так выпукло и рельефно обрисованная Дайсом, получила название маккартизма, по имени Джозефа Маккарти. Сенатор Маккарти — одна из самых мрачных фигур на американском политическом горизонте — был в числе заправил Комиссии по расследованию так называемой антиамериканской деятельности.

В романе Дайса есть эпизод, рисующий заседание этой комиссии. Один из вымышленных персонажей — Чонси Дайкен — «негласный руководитель комиссии, ее главная сила и самая влиятельная здесь персона», весьма походит на самого «верзилу Джо» — как называла Маккарти американская буржуазная пресса. «Он настолько типичен, что мог бы служить карикатурой на самого себя: квадратная челюсть, зычный голос, сигара в углу рта. Растрепанные пряди прямых светлых волос свисали на лоб; взгляд беспокойно бегал по залу…». А вот портрет Маккарти, нарисованный американским журналистом Раймоном Картье: «Этот ничтожный человек из Висконсина груб. Его облик почти не отличается от звериного. Он много пьет. Он не получил достаточного образования, и в голове у него густой туман. Говорит он как-то неуклюже, сиплым голосом и без конца повторяет одни и те же слова».

Почему же это ничтожество приобрело в Соединенных Штатах Америки такую грозную силу? Почему в романе Дайса Комиссия по расследованию заставляет трепетать не только рядовых служащих, но и шефа Фейс, одного из крупных чиновников Госдепартамента Каннингема, ее старого приятеля конгрессмена Бадди Брукса и даже Мелвина Томпсона, человека, который близок к президенту и «с директорами всех крупнейших корпораций и банкирских домов Америки был на короткой ноге»?

Потому, что дело не в Дайкене или Маккарти, — как бы там их ни звали. Маккартизм выходит далеко за пределы деяний лично Маккарти и ему подобных. Он порожден тем наступлением, которое реакция ведет на права американских трудящихся. В деятельности маккартистов заинтересованы монополии США. Только в обстановке страха и истерии монополисты могли развернуть гонку вооружений, возложить на плечи трудящихся бремя непосильных налогов и превратить подготовку к войне в источник колоссальных прибылей.

«Главным оружием маккартистов, — указывает один из руководителей американской компартии Уильям Фостер, — является охота за красными. Они нападают не только на коммунистов и других левых, но на всякого, в ком заметен хотя бы малейший след либерализма. Такова логика крестового похода против коммунистов, который является современным изданием антикоминтерновского пакта Гитлера».

Книга Дайса вышла в свет в 1949 году, в те дни, когда незавидная слава Джозефа Маккарти была в зените. Ныне Маккарти уже нет в живых, а слово «маккартизм» исчезло из заголовков газет. Но значит ли это, что маккартизм, одно из наиболее отвратительных явлений в послевоенной Америке, сгинул вместе со своим барабанщиком, и события, подобные тем, что описаны в книге Дайса, отошли в область истории?

Отнюдь нет.

Правда, еще до смерти Маккарти американским «охотникам за ведьмами» пришлось несколько изменить свои методы, действовать не так беззастенчиво. Буржуазно-либеральная печать заговорила о полном отказе от маккартизма, который, дескать, не привился в Америке «в силу американских демократических традиций».

Однако эти «демократические традиции» отнюдь не помешали волне реакционной истерии захлестнуть всю страну, как не помешали они Гаррисону, Дайкену, Винсенту и некоторым другим