является нереалистичной».

Тем, о ком это написано, то есть советским людям, такое утверждение могло бы показаться просто смешным. И пожалуй, не стоило бы на него обращать внимания (тем более что издатель «Вельт» западногерманский «король прессы» Аксель Шпрингер финансирует и реваншистские организации), если бы то, о чем написано, не было для нас столь святым.

Не одна «Вельт» попыталась омрачить всенародный юбилей. И более ученые мужи, нежели вельтовский Штрем, из кожи лезли, лишь бы умалить роль Советской Армии и советского народа в разгроме гитлеризма. Их излюбленный прием — сместить акценты, масштабы и значимость событий войны, выпятить на первый план второстепенное, а главное, связанное с действиями на советско-германском фронте, умалить, «случайно» забыть, как, например, сделал американский историк Эрнест Дюпуи с битвой под Курском. Или английский писатель А. Уайкс, автор книги «1942 год: поворотный пункт», поставивший в ряду побед, одержанных союзниками в том году, на первое место сражение под Эль-Аламейном, в котором участвовало на стороне фашистской Германии всего 80 тысяч человек. Хотя каждому было известно, что судьба второй мировой войны решалась в те дни под Сталинградом, где Красной Армии противостояла миллионная армия немецко-фашистских войск.

Но никому не дано вытравить из памяти народной, что именно наша страна была главной силой, преградившей путь германскому фашизму, именно она вынесла основную тяжесть войны и сыграла решающую роль в разгроме гитлеровской Германии, что нынешнее поколение людей своей свободой в огромной мере обязано героическому советскому народу, нашему социалистическому строю.

То, что в год 30-летия Великой Победы могилы советских солдат, оставшихся вечно лежать на чужой земле, также утопали в цветах, как и на родной земле, — лучшее подтверждение, что память эта продолжает жить в сердцах нынешнего поколения людей.

И в праздники и в будни мы вспоминаем прошлое лишь для того, чтобы нацистские ужасы войны больше не повторились.

Одна из гостей X Всемирного фестиваля молодежи и студентов, известная французская патриотка Раймонда Дьен, во время встречи в Берлине сказала мне, что, по ее мнению, пожалуй, никогда чувство ненависти к несправедливой войне, агрессии и фашизму не было у молодежи столь обостренным, как сегодня. И когда я ищу подтверждения этой мысли, я думаю о миллионах молодых людей повсюду в мире, участвующих в акциях протеста против злодеяний фашистской хунты в Чили. О молодых итальянских и западногерманских коммунистах и комсомольцах, не оставляющих без ответа ни одной вылазки, ни одной провокации новоявленных «чернорубашечников», будь то в Риме, Милане или Мюнхене. О японских юношах и девушках, которые каждый год на площади Мира в Хиросиме, перед гробницей, где хранятся имена опознанных жертв американской атомной бомбардировки этого города, а также умерших позднее от последствий радиации, повторяют слова клятвы, высеченной на плите памятника: «Спите спокойно, это не повторится».

Я думаю и о молодых американцах, для которых последнее десятилетие было нелегким в связи с агрессией, развязанной империалистическими кругами их страны против вьетнамского народа. Они не приняли этой войны всем своим существом, хотя многим из них пришлось в ней участвовать. Конечно, ни петиции, которые посылала молодежь правительству, ни митинги, ни демонстративно сожженные военные повестки, ни дезертирство из армии, ни брошенные безусыми «ветеранами» вьетнамской войны на ступеньки Капитолия ордена и медали за «подвиги» не были решающим в том, что воякам Пентагона пришлось в конце концов убраться восвояси, но это была сила, с которой не мог не считаться Белый дом.

Душевные раны вьетнамской войны, я уверен, не заживут долго. Американские газеты сообщили о буйном помешательстве одного молодого калифорнийца, ветерана этой войны Джонни Габрона. Он несколько часов подряд неистовствовал в лос-анджелесском парке, стреляя во все, что попадалось ему на глаза. Когда его наконец схватили, врачи выяснили, что Джонни Габрон стал жертвой психической болезни, известной как «возврат в прошлое». Ему казалось, что он снова во Вьетнаме, в разгаре боя.

Я встречался с одним из ветеранов на фестивале в Берлине. Его звали Сэм Шорр. Поразило то, что молодой человек — ему не больше 30 лет, — которого в клубе американской делегации я только что видел жизнерадостным в кругу танцующих под звуки негритянского джаза, несколько минут спустя, когда мы сидели за столиком друг против друга, практически не мог связно говорить. Его голос дрожал, он нервно перебирал пальцами, на лбу выступила испарина. На вопросы о Вьетнаме отвечать ему было мучительно больно и трудно. Когда вопросы кончились и мы уже встали, Сэм Шорр сказал:

— Здесь, в Берлине, я вновь встретился с вьетнамцами, члены нашей делегации были гостями их делегации. Это была первая встреча с ними в условиях мира, и на их лицах я не видел ненависти...

Нынешнее поколение молодежи не ждет, что мир будет кем-то принесен ему на блюдечке. Она отдает себе отчет, что далеко не у всех дрожат голос и руки, когда речь заходит о войне. Память об отдавших жизнь во имя мира зовет к неусыпной бдительности, к зоркости, твердости, к действиям. Не только к нам, но и к нашим потомкам обращены слова, выбитые на белом мраморе создателями Венца Памяти в Хатыни:

«Люди добрые...

Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле.

Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!»

Веймар — Берлин — Лидице — Москва

Макс фон дер ГРЮН (ФРГ) В ДОЛИНЕ СМЕРТИ

Я видел это собственными глазами 3 августа 1968 года между шестнадцатью и семнадцатью часами.

Место действия: бывший концентрационный лагерь Флоссенбюрг в Верхнем Пфальце.

Погода: слабая облачность, безветренно, 28 градусов в тени.

Католический священник показывал группе туристов из 20 человек — 12 мужчин и 8 женщин в возрасте от 30 до 40 лет — бывший концентрационный лагерь, объясняя, как он выглядел прежде. Он показал им Долину Смерти, где погребен прах тысяч расстрелянных и замученных заключенных, провел туристов мимо бывшего крематория в часовню, расположенную в верхней части долины близ восстановленной сторожевой вышки.

Туристы один за другим вошли внутрь. Я последовал за группой, сделав вид, будто я один из них. Объяснения пастора возбудили мое любопытство, и я внимательно прислушался к тому, что он говорил.

Как я узнал позднее, пастору было шестьдесят пять лет, и в