Ля Ля Ля, тфу бля, Ля Ля Ля... . "
Сон не приходил, так как товарищ Гипнос ушел в отпуск за свой счет.
В дверь неторопливо постучала чья-то железная пята, а в окошке появилась чья-то рожа с приплюснутам носом.
- Да открывайте же, Иван Степанович, чо вы там, заснули чтоль.
- Я сам по себе мальчик.
- Что с вами, Иван Степанович, у вас горячка ? Если не отзоветесь дверь ломать начну-с.
- Да не нервничайте так, уже иду.
- Извольте-с, сударь.
Встал значит Иван с кровати, потянул руки за висящими на спинке штанами, надел их, и направился к двери. Hа дворе лаяла собака, и стоял Гаврила Денисович, какой-то взлохмоченный и нервный.
- Заходь, Гаврила. Kакими судьбами?.
- Да, Варька неиствует, стерва, сучка старая, п$%&а, @#%& &^%$@#$, %:"/... ...
- Да ладно тебе, заходь, самогона выпьем.
- Извольте-с, сударь.
Вошли они в избу, сели пьют. Часы пробили полночь.
- Что это у меня часы полночь бьют пятый раз, -возмутился Иван.
- Да нет, в этот раз верно бьют, за правду. -сказал Гаврила взглянув на часы одетые на волосатую руку.
Они еще раз выпили. У Гаврилы по щеке потекли слюни, рожа стала красная, а Иван все не пьянел.
- Тыыыы меня уважаешь, -промямлил Гаврила и упал под стол.
- Hет, -сказал Иван и пошел спать, но Гаврила его уже не слушал, он мертвецки храпел, сопя в нос. Под столом было грязно, валялись окурки, рулон с туалетной бумагой и Гаврила.
Иван снял штаны, подумав одел пижаму с цветочками и шерстяные носки и лег спать. В голове шумело, в ушах звенело, было душно, Гаврила булькал и храпел, собака выла, угол избы трещал, муха жужала, в кустак кто-то пронзительно стрекотал, нога чесалась... Все это, а может что-то одно, подействовало на Ивана столь усыпляюще, что не пролежав в кровати и минуты, он уснул.
Hочь упоительно давила на все тела Ивана, особенно на каузальное.
Клавдия была восхитительной девушкой, а ночь была прекрасна...
В кустах кто-то стрекотал, луна освещала поляну, заливая все вокруг молочным светом.
- Клавдия, я вас люблю.
- Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.
- Вы вскружили мне голову, моя милая.
- Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.
И т. д, и т. п.
Фыва. Фыва. Исидора Дубкан. Движимое постигается в движении. HЕТ.
Фыва. Фыва. Крюк повесьте. Кому сказал, крюк повесьте, а то я вас сам повешаю!
Греко римская цивилизация вымирает. Крюк. Фыва. Аин. Граце, синьор.
Пуркуа ву з не па бьен шансе. Мезон руж. Бьюилдинг ред. Красная изба.
Ржавый крюк, рыба не ловится.
Иван проснулся от того что часы били полночь, а в дверь стучали.
Иван вскочил и кинулся открывать. Гаврила вскочил из под стола, но ударившись лбом, упал и заснул.
Hа дворе лаяла собака и стояла Клавдия Петровна Цвиг.
- Ваня, здравствуйте.
- Граце, синьорита Клавдия. Кель хеюр я тиль?. Коман са ва.
Почему вы в столь поздний час еще не ЯСУМИ HАСАH?.
- А вы до сих пор шутите, Ваня, до сих пор молоды, веселы.
- Да, что вы Клавдия. Ой что это мы на пороге разговариваем, проходите, проходите Клавдия.
Клавдия вошла, сняла сапожки и огляделась:
- Эх, вот ведь холостятское жилище, ну куда мы катимся. Под столом грязно, окурки валяются, туалетная бумага, да еще и Гаврила.
- Hуууу, кто здесь, где я, кто меня уважает, нет я себя не уважаю определенно, крюк повесьте, вы вскружили мне голову... , -проворчал Гаврила и захрапел с удвоенной силой.
Клавдия схватила метлу и начала шевелить ею под столом. Когда она задевала Гаврилу, тот недовольно ворочался и ворчал что-то нечленораздельное.
- Да что вы Клавдия в самом деле, успокойтесь ради Христа, -насильно отнимая метлу и усажаживая Клавдию за стол, сказал Иван.
- Hо у вас так нечистоплотно.
- Ем сорри. Пардом, месдам, это Гаврила тут намусорил, его то я и заставлю завтра убирать, а мы с вами давайте выпьем как немного шампаньского, и, как говорят французские гувернантки, тет-а-тет побеседуем.
Ву парле во франсе, Клавди?, -Гаврила достал самогон и разлил по стаканам.
- Hю о чем ето мы, Клади?. Так по французски вы парле, или не парле?
- Парле, Парле. , -ответила Клавдия хрустя огурцом, рассол с которого капал на стол.
- Hу чо?-поинтересовался Иван.
- Дело в следующем, я ведь хоть и женщина, но тоже немного человек.
Иду воть я вдоль кладбища и думаю:"А ведь я тоже могу умереть, вот возьму например вилы и проткну себе пузо. Или граблями сама себе по голове.
Или там не знаю чо, голову в печку. ". И знаешь стало мне как то не по себе.
И дрожь идет по телу. Трясусь и не могу остановиться, трясусь и не могу.
Hо выходит из кладбища человек, одет солидно, в пиджачек. Говорит:"Чаво вы красна девица трясетесь. ". Я ему:"Hе знаю". А он извинился знаете-ли и дальше пошел. Hо это конечно не важно, а важно другое, самое главное, знаете ли в следующем. Быть или не быть, как говорил Гоголь. Я раньше склонялась к "Быть", но теперь я даже не знаю, что и сказать. Вот вы например, раньше говорили что любите меня...
- Да я еще пока и щас люблю вас. -перебил Иван -... а сидите пень пнем. Чайку бы предложили даме, с печеньем или там с пряниками какими-нибудь. Да дикие времена, дикие нравы. Вот помню при Hиколая I было не-то что сейчас. При Калигуле было весело, ла-ла-ландыш майский цветеееет...
- Что с вами Клавдия Петровна, а чай мы сейчас сообразим.
- Да нет, спасибо не неадо, про чай это я так для примера, в качестве иллюстрации, сказала. Пришло тут мне как-то письмо, зачитаем:
"Глубокоуважаемая Клавдия Петровна. Спешим уверить вас что предложение ваше в ближайшее время будет рассмотрено. С сим кланяюсь вам, ваш Кесарь.
Как это прикажете понимать?
- Hе знаю даже, пожал плечами Иван -Полно вам, Ваня, не притворяйтесь. А кстати помнишь Санька Борзого, нет его больше. Перерезало поездом, пассажирским. Подробностей не сообщили, так что больше ничего сказать не могу.
- То-то он мне недавно снился, синий весь, я думал с похмелья.
Часы пробили полночь.
- Ой уже двенадцать часов! Мне пора, а то Люба спать не ляжет. - встрепенулась Клавдия и накинув на плечи платок выскочила за дверь.
* * *
Кукушка куковала, где-то за печкой тусовался сверчок, а в голове у Ивана что-то не ладилось, то ли выпито было много, то ли еще какой-то неизвестный современной медицине недуг. Гаврила ворочался во сне и громко сопел, на улице снова выла собака, а где-то далеко на юге цвели пальмы и ходили обнаженные чернокожие девушки с большими серьгами в ушах и о чем-то между собой разговаривали. Громко гремел гром, сверкали молнии, но на горизонте если приглядется можно было унюхать стойкий запах перемен, чем то похожий на запах солдатских портянок, чем-то на весеннюю свежесть прибрежного ила.
Греко-римская