цепочке. Это его работа, которую он выполняет уже три года подряд. Обычная поездка, какие были не раз и еще будут. И «обычность» ее подчеркнута всем ходом повествования, нарочитой замедленностью рассказа, повторяемостью отдельных моментов, которые уже памятны герою по прошлым поездкам. За все время путешествия ему так и не придется ни разу пустить в ход оружие, ибо до этого дело не дойдет. Но от главы к главе внутреннее напряжение в романе нарастает. И автор проявляет незаурядное мастерство, добиваясь этого скупыми, сдержанными средствами. Своеобразной кульминацией путешествия оказывается почти фантастическая в условиях оккупации продолжительная беседа героя с майором вермахта, с которым случай сводит его в одном купе.
Чем же примечательна эта встреча? Почему она оставляет настолько глубокий след в сознании героя, что он вспоминает о ней через год, вспоминает с тягостным, грустным чувством? Необычность ее в том, что она выходит за рамки представлений молодого подпольщика. Ему кажется, что этот враг просто умнее, а значит, и коварнее, вероломнее многих других, встреченных им раньше. Опыт подпольной борьбы приучил его в каждом немце, одетом в военный мундир, видеть врага, не доверять ему. Не верит он и случайному своему попутчику, который обещает ему помощь в случае, если нагрянет полицейский патруль. С еще большим недоверием воспринимает он все попытки майора вызвать его на откровенный разговор. Впрочем, он и мало подготовлен к такому разговору. Тем более, что немец многоопытен и мудр, а он молод, порывист и горяч, и нервы его напряжены до предела в этой необычной ситуации. Он не очень задумывается поэтому над каждой сказанной фразой. Например, над тем, что оба они, как заявляет он, выступают по отношению друг к другу то в роли палача, то в роли жертвы, в зависимости от игры случая.
В этих словах героя звучит скорее напускная бравада. Ведь ему важно показать немцу, что он чувствует себя хозяином положения. Однако тот с искусством Ивана Карамазова подхватывает эту мысль и развивает ее дальше, предлагая считать, что оба они — два палача, мирно путешествующие в одном купе и обсуждающие тяготы своей нелегкой профессии. Естественно, что этот ответный монолог немецкого майора, монолог как бы с двойным дном отнюдь не настраивает героя на большую откровенность, не усыпляет его бдительности, не умаляет настороженности и недоверия…
Тем большее потрясение переживает он, когда немецкий офицер, с риском для самого себя спасший его от рук гестапо, в результате фатального стечения обстоятельств гибнет от руки подпольщиков прямо на глазах героя. Может быть, именно поэтому герою долгое время не дает покоя мысль, что он «в немалой степени был виновником» нелепой гибели немца, о котором он размышляет впоследствии как о «погибшем брате». И сама эта встреча в поезде оказывается поворотным пунктом в дальнейшей биографии героя. На исходе войны жизнь поставила перед ним новые проблемы.
Разумеется, все пережитое отнюдь не побудило молодого подпольщика отказаться от дальнейшей борьбы с фашизмом, перейти на пацифистские позиции, когда его родина все еще оставалась под пятой оккупантов. Как и персонажи романа «Дорога в рай», он понимает, что свободу не ждут, ее завоевывают. И он продолжает эту борьбу. Но он многое пересматривает в своей системе взглядов. Постепенно он становится убежденным, сознательным бойцом Сопротивления, хотя, по собственному его признанию, он только по чистой случайности оказался на стороне левых. И осознать все это герою помогает опять-таки эта встреча с майором вермахта, закончившаяся для последнего столь трагически. Ведь герой понимает, что как раз недостаточная его идейная зрелость, неопытность помешали ему увидеть, кто перед ним: враг или друг?… Именно эта встреча и позволила ему по-новому ощутить весь бесчеловечный смысл войны: «… я понял, что в этот вечер от наших рук погиб кто-то близкий, и в первый раз за все последние годы осознал, что и они тоже теряют людей, которые должны жить ради того дня, что когда-то все же наступит»…
Недавно польский еженедельник «Культура» ознакомил своих читателей с дискуссией, которая завязалась у писателя Романа Братного с западногерманским историком Петером Аурихом. Аурих обвинил современную польскую литературу в том, что она напрасно растравляет раны, полученные во время войны и оккупации Польши. Он пишет: «Показ того, что, несмотря на все это, у нас существуют предпосылки для налаживания новых, добрососедских отношений, представляется мне более перспективным, нежели неустанное изображение картин преступления и насилия, тем более что шаблонные приемы не способствуют убедительности этих образов».
Налаживание добрососедских отношений — дело действительно хорошее и перспективное. Однако нельзя не признать убедительными возражения Р.Братного. «Ваше сожаление по поводу того, что польская литература почти маниакальным образом раздирает раны, не обосновано, — подчеркивает он. — Наша литература только напоминает о прошлом. Это неверно, будто она несправедлива по отношению к тем справедливым, которых только превратности военной стихии заставили натянуть на себя мундир вермахта…»
Роман Р.Клыся «Какаду», со всей его проблематикой, оказывается в русле завязавшегося спора. Тут звучит голос писателя-гуманиста. Важно, чтобы появилось желание услышать его слова!…
С.Ларин