бы на это посмотрели…

Другой сбегал за капитаном, и мы все вместе пошли смотреть, прихватив еще пяток охранников. Старый Сапог тоже увязалась, и капитан каравана, что интересно, слова против не сказал.

Брести по колено в снегу пришлось с полчаса. Женщины шли в хвосте, по протоптанному, потом я, замыкающим — верзила с автоматом на шее и мечом на поясе. Перед тем как тронулись в путь, он похлопал меня по плечу — осторожненько так, чтобы не свалить с ног ненароком, — и сказал, что в случае сшибки моя задача — прикрыть его от чар. Точнее, его автомат, а то кесейские ведьмы умеют насылать порчу на огнестрельное оружие.

Пока тащимся, я не улавливаю ни чужой волшбы, ни какой другой опасности. Громадные кряжистые стволы, заиндевелые лианы, нечесаные бороды лишайника, на снегу птичьи следы и длинные темные хвоинки, над головами нависают елажниковые лапы, каждая размахом с крышу деревенского Домика. Доконавшая нас хмарь едва виднеется в далеких просветах.

Впереди открылась поляна, там они и лежали. Два мертвеца нагишом. На них остались только утепленные армейские сапоги. Вокруг валялись на истоптанном снегу обрезки меха и ткани.

Тела почти не повреждены: промерзли насквозь раньше, чем лесные санитары успели исклевать и обгрызть мертвую плоть, и у каждого небольшой порез в области печени, с запекшейся темной кровью.

— Сможете сказать, что случилось? — Капитан обращается к Джазмин.

Та приседает возле ближайшего покойника, через три-четыре минуты встает, подходит к другому. Глаза прикрыты, полы длинной серебристо-черной шубы волочатся по снегу, словно крылья подбитой вороны. Ей необходимо хоть немножко поспать, она же так сгорит… Караванщики настороженно прислушиваются к лесным шорохам, кто-то цедит сиплым шепотом ругательства в адрес «серых сучек».

— Это не кесу, — обернувшись, говорит Джазмин. — Их убил человек.

Эффект такой, словно весь снег, дремлющий на разлапистых ветвях хвойных великанов, разом обрушился нам на головы.

— Эти двое поссорились с кем-то третьим. — Она рассказывает выцветшим от усталости голосом, не проявляя эмоций по поводу жестокой стычки на затерянной в Лесу поляне. Ее эмоции спят, потому что дошли до предела, хотя сама она ни с какими пределами считаться не собирается. — Дрались на мечах, вдвоем против одного. Он сначала искромсал их одежду, не нанося ран, потом убил их и ушел. Оружие унес с собой, часть лоскутьев утащили к себе в гнезда мелкие звери и птицы. Это произошло около двадцати дней тому назад. Убитые были солдатами лесной пехоты. Вероятно, карательный рейд против кесу.

Джазмин пошатнулась, и мы с капитаном и врачом одновременно ринулись вперед, чтобы ее подхватить, чуть не столкнулись. Такое считывание информации — тоже расход сил, она ведь могла поручить это мне или Инге… Должно быть, побоялась, что мы упустим что-нибудь важное.

Капитан велел ученику следопыта взять охрану и пройтись по широкому радиусу: вдруг найдется колея, проложенная военными вездеходами.

Вряд ли. Поляну не засыпало только потому, что она укрыта многоярусным пологом из колючих ветвей, сюда и свет-то сочится слабо, сумрак средь бела дня, а на открытых участках никаких следов двадцатидневной давности не отыщешь. Кроме того, их не похоронили — значит, либо отбились от своих, либо дезертиры. И в любом случае подразделение лесной пехоты, истребляющее автохтонов в такой дали от принадлежащих людям островов, не будет торчать на одном месте, а то ведь кесу всегда не против нанести ответный удар.

На обратном пути мы с врачом поддерживаем Джазмин под руки.

Возле машин начинается суета, караванщиков созывают на собрание. Таинственная госпожа Старый Сапог скрывается в пассажирском фургоне первого класса, а Инга замечает, возбужденно косясь на пасмурные бастионы елажника:

— Так убить — это что-то потрясающее!

— Гад он, этот третий участник.

Поддерживаю разговор машинально, с усталости, а то бы промолчал. Мы с Ингой как начнем обмениваться мнениями на любую тему, так стопудово поругаемся. Вот и сейчас она презрительно замечает:

— Матиас, не суди других. Ты никогда не убивал, и тебе не понять, что испытывает победитель. Я тоже еще не убивала, но я этого третьего понимаю. Может быть, он что-то себе доказал, а если ты привык жить, как двуногий кролик без перьев, это выше твоего разумения.

— Зоологию ты в школе на отлично сдала, ага? Кролики бывают без перьев и с перьями, спасибо, что просветила…

— А ну, хватит! — обрывает нас подошедшая Джазмин. — Матиас, марш работать с Куто. Инга, поможешь мне, надо защитить тех, кто пойдет искать следы.

У меня екает сердце: это что же, у Джазмин силы совсем на донышке осталось? До сих пор она для такой волшбы не нуждалась в помощниках. Выжимает себя, как лимон, но разве есть другой выход?

А Инга ошибается: я однажды убил, просто никто не в курсе. И вовсе это не праздник души, как ей мнится, а что-то вроде незаживающего свища, только мне по ряду причин не хотелось бы ссылаться в споре на личный опыт.

Это случилось, когда мне было четырнадцать лет.

Юлуза — городишко не из самых интересных, но в то же время не забытая богом дыра. Разноцветно оштукатуренные дома расползлись по косогорам, полно улиц с мостиками, лестницами и акведуками. Жизнь налаженная: магазины, танцклубы, кафе, кинозалы, есть даже два театра. Спросите: как же я умудрился посреди этакой благодати вырасти в душегуба?

Представьте, что ваш отец — старший инспектор городских продовольственных складов, человек безусловных достоинств, примерный семьянин. Повышение по службе получил после того, как по приказу Осеннего Властителя на складах провели повальную чистку и ворье замели на каторгу. Правильная мера, потому что припасов должно хватить на конец осени, на всю зиму и первую половину весны — то есть лет на пятнадцать-восемнадцать, иначе все мы вымрем от голода, к радости красноглазых автохтонов.

Последний Осенний, чья власть закончилась с началом долгой зимы, был сдвинут на вопросе о положительных-отрицательных личных качествах и считал, что человеческие слабости надо искоренять самым радикальным образом, в крайнем случае вместе с их носителями. За доказанный адюльтер госслужащих выгоняли с работы, за появление на улице в «легкомысленной одежде» штрафовали, за «мероприятия, оскорбляющие общественную нравственность» отдавали под суд, и в придачу вышел указ, обязывающий частных предпринимателей взять под контроль моральный облик и досуг своих работников. Вот интересно: был ли сам наш Осенний господин ходячим совершенством, лишенным какой бы то ни было