Конь наклонил голову и уставился на мой коготь. Его морда странно скривилась. Я испуганно наблюдал за плотоядным конем, как вдруг до меня дошло, что перекосившая его морду гримаса ни что иное, как ухмылка.

— А мы живем, маломерок! — весело произнес Пилон и стукнул копытом о землю, — Только не вздумай это потерять! — уж не знаю зачем, я внимательно всмотрелся в загогульку. Никаких секретов она не открыла.

— Что это?

— Наш пропуск домой. Эта фигня ищет ворота. Это ключ. Ну, — Пилон закатил глаза, — просто верь, Кайорат. Я помогу тебе, а ты мне. Лады?

Задумчиво прикрыв глаза, Пилон заржал. Всхрапнув, задергал головой, зашипел и несколько раз неразборчиво что-то пробормотал. Загогулька сорвалась с когтя, взлетела в воздух и неизвестным образом очутилась на моем ухе, болтаясь, как бирка. Ощущения, прямо скажем, ниже среднего.

— Зачем ты сделал это, Пилон? — обиженно спросил я, осторожно потрогав ухо.

— Чтобы мы ее не потеряли. Представь, что она просто приклеилась до поры до времени. Ладно, отрывай хвост от земли и пошли.

— Наверное, я скажу глупость, но куда?

Пилон продемонстрировал мне обе пары своих клыков.

— Маломерок, во-первых, уберемся отсюда как можно скорее. Во-вторых, найдем врата. Для этого нужно, чтобы ключ почуял дорогу, засветился и повел нас. Видишь, как все просто? Побродим в окрестностях, глядишь, он унюхает врата. Пошли.

Я, кряхтя, поднялся. Лапы болели невыносимо. Как и крылья. С другой стороны плюсы тоже есть — сыт, свободен и даже не один. Мое сомнительное счастье резво трусило впереди. Пару раз Пилон оглядывался и, наконец, остановился.

— Ну, что ты плетешься?

— Лапы болят, — робко ответил я. На самом деле они отваливались, и на тропе меня заносило, как подвыпившего грифона. Конь задрал голову к небу, и как мне кажется, мысленно от души выругался. Его синие глаза остановились на мне.

— Ладно, малыш, — ласково произнес он. Я испугался. Перед глазами мелькнуло блюдо, на котором лежит мое тело, посыпанное петрушкой. Пилон подошел ближе и, наклонившись, сказал несколько совершенно непонятных слов. Я смотрел на него, как надеялся, с предельным дружелюбием. Конь фыркнул.

— Не понимаю.

В общем-то, я тоже ничего не понимал, но промолчал. На всякий случай.

2

— Нет, решительно не понимаю, — возмутился Пилон, — все должно иначе как-то выглядеть. Оно не сработало. А почему? — Большой круглый синий глаз гневно уставился на меня. Я попятился, — потому что, что? Есть нечто, о чем старый конь не знает? — Пилон вытянул губы в трубочку и протяжно фыркнул: — Загогулька приклеилась? Да. Тогда почему остальное не сработало? Ты не дракон? На них точно магия не действует. Склероз. Как там, в большом справочнике написано? Драконы — магические существа, и потому магия на них не действует и бла, бла, бла. А кураторы… эх, не возникало повода проверить.

— Пилон, — мягко попытался влезть я. Уж очень конь напоминал сумасшедшего. А это немного настораживало.

— Ну что? — огрызнулся жеребец.

— На меня магия действует избирательно. Ключ предмет, он может приклеиться, но не будет во мне или частью меня. В общем, ты можешь меня накормить, намазать созданной мазью, но вылечить с помощью заклятия не получится.

— Так значит у вас, кураторов, как и у драконов?

Я решил не отвечать на вопрос. Ответ получился бы сомнительным.

— Может, немного отдохнем, а потом пойдем дальше? — с надеждой попросил я. Интересно и чего Пилон со мною так нянчится? Не производит он впечатление заботливого существа.

Жеребец горестно вздохнул и опустился передо мной на колени, согнув передние ноги.

— Залазь, спиногрыз. Мы зря теряем время. По-хорошему, нужно отсюда быстренько делать ноги. Я достаточно силен, смогу понести тебя какое-то время. Ты кажешься не таким уж большим, но не рыпайся и не дергай лапами, усек? Сколько же тебе зим, а? Скажи-ка, а тебе приходилось видеть волкодлаков?

Мне как-то стыдно было признаться, что живьем из иных существ никого кроме феков я не видел вообще. А с ними не срослось. Зато, несмотря на всяких там вонючек, оставался очень начитанным куратором. Плюс магические шары, голографическая книга. А волкодлаки, да что там волкодлаки? Короче… — Ну, возможно издали… Нет.

Пилон хмыкнул:

— Вот и нам бы так. Чтобы и издалека не увидеть. Залазь быстрее.

Я залез. Свесился, как бурдюк, и замер. Лапы гудели от усталости.

— Зря тебя покормил! Ух, зря, — просипел Пилон, с трудом поднимаясь. Полагаю, следующие несколько часов я отсутствовал. Иначе описать свое состояние не могу. Ни качка, ни ухабы, ни монотонная ругань коня разбудить не смогли. Я и проснулся также стремительно, как и заснул. Какое же приятное чувство — бодрость! Жажда деятельности распирала, жизнь снова казалась прекрасной. Пилон тоже не скрывал радости, скинув меня с шеи. Но теперь уже ему потребовался отдых. Как ни пытался конь быстрее покинуть мир волкодлаков, пришлось делать привал.

Притоптав траву, мы уютно развалились на земле. Почему-то, я думал, что лошади спят стоя, но Пилон изящно опустился на траву, и недобро смерил меня взглядом. Поводов поговорить отчего-то не возникло, хотя лично меня сей факт, не сильно напрягал. Тишину нарушали пение цикад, жужжание и поскрипывание множества насекомых, да шуршание травы. День пошел на убыль, жара медленно убывала, а тени, напротив, становились длиннее. Поднялся приятно освежающий ветерок. Пилон задремал. Проснувшись же, стал еще раздраженнее.

— Идем, Кайорат, — нетерпеливо подгонял он, топчась на месте, пока я вяло поднимался с примятой, пахнувшей солнцем зелени. Меня несколько угнетала неопределенность маршрута, но я не спорил и покорно пошел следом.

Степь казалось необъятной. Мы медленно шли, словно плыли через море травы. Ветер усилился и яростно гонял зеленые волны. Трава шуршала, переливалась изумрудными всполохами. Мелкие желтые и голубые цветы рассыпались по долине, как мозаичная крошка, и я любовался этой прекрасной картиной. На горизонте то пропадало, то появлялось какое-то мелькающее пятнышко, но мне показалось, что не стоит обращать на него внимания. Потому, умиротворенный и спокойный, я сказал Пилону, что мир волкодлаков выглядит симпатичным, а вовсе не таким уж враждебным, как он рассказывал. Пилон демонстративно фыркнул и громко заржал, замотав головой. Вероятно, моего оптимизма он не разделял. Жадно вдыхая теплый ароматный воздух, я отгонял назойливое видение на горизонте. Но оно так же настойчиво возвращалось, приобретая размытые очертания фигурки. Пришлось демонстративно отвернуться в другую сторону. Ласковые касания ветра, как оказалось необычайно