это совершенно напрямую определялось тем, сколько людей проживало в той или иной стране и сколько ресурсов от них можно было получить. По словам Мак-Нила, «Стремление к мощи» представляет собой второе развернутое примечание к его версии всемирной истории. Если «Чума и народы» исследовала систематическое воздействие на человечество микропаразитических существ, бацилл и вирусов, то «Стремление к мощи» должно было высветить травмирующую и трансформирующую роль макропаразитизма-войн и силовых организаций.

* * *

Итак, желающие запросто могут читать «Стремление к мощи» как добротно сработанную историю военного дела и гонки вооружений. В то же время профессиональным специалистам, даже впервые знакомящимся с трудами Уильяма Мак-Нила, наверное, уже становится ясно, что это – англосаксонская аналогия всемирной истории более известного у нас французского историка Фернана Броделя.

У Броделя и Мак-Нила много совпадений в биографии и интеллектуальных интересах. Оба они выросли в маленьких старинных деревушках, на попечении своих бабушек и дедушек, которые продолжали фермерствовать, как и многие поколения их предков. Фернан Бродель родился в 1902 г. и вырос в Лотарингии. Мак-Нил родился в октябре 1917 г. и провел детство на острове Принца Эдварда у восточного побережья Канады, куда его ветвь клана Мак-Нилов переселилась из Шотландии в 1780 г. Оба историка вступали в профессиональную жизнь в межвоенный период, когда западные университеты еще оставались крохотными, элитарными и, заметим, скверно финансируемыми заведениями, где сохранялись интеллектуальные традиции и установки xix века, а то и куда более ранней монастырской среды. Достаточно поглядеть на псевдоготическую архитектуру Университета Чикаго, где Уильям Мак-Нил провел более полувека в качестве студента и, после возвращения с войны, профессора всемирной истории. Отсюда и несколько старомодный, подчеркнуто элегантный стиль письма обоих историков (с поправкой, конечно, на национальную культуру) и их невероятная по современным меркам эрудиция. В наши узкоспециализированные времена приобретение такого кругозора чревато опасностью не защитить в срок диссертацию и, хуже того, не вписаться ни в одну из ниш на рынке научного труда.

И тем не менее такие историки, как Уильям Мак-Нил и Фернан Бродель, могли возникнуть только в XX веке. Дело даже не в том, что оба прошли через опыт Второй мировой войны( 2*) . Главное достижение и Броделя, и Мак-Нила в том, что они реализовали условия для научного прорыва в историографии, которые сложились только к 1950 гг. Вскоре после войны во всем мире начался беспрецедентный рост университетов и исследовательских центров. Колоссально ускорившееся накопление научных знаний произвело эффект, который вполне можно было описать как перерастание количества в качество. Впервые стало возможно проследить основные процессы мировой истории, опираясь при этом на вполне надежные, профессионально обработанные, первично осмысленные и верифицированные данные, которые накопили историки отдельных стран и хронологических периодов. Тем не менее кому-то еще предстоял громадный труд и, заметим, требовалась немалая уверенность в своих силах, чтобы свести воедино разрозненные базы исторических данных. Во Франции это оказался Бродель, в Америке-Уильям Мак-Нил.

Задумаемся, а что могли в свое время читать по экономической и социальной истории, особенно о неевропейском мире, такие мыслители, как Монтескье, Маркс, да даже еще и Макс Вебер или Шпенглер? В те времена основной упор (и, заметим, интеллектуальный престиж) приходился на углубленное текстологическое знание, особенно религиозного и философского канона. Виртуозное владение мертвыми и современными языками было вознесено на высоты, едва ли возможные сегодня. Политическая история, прежде всего Запада, была подробно изучена по хроникам. Но это была преимущественно история идей и великих личностей, лишь самых верхних уровней общественной организации. При этом археология едва выходила из состояния элементарного поиска сокровищ, востоковедение и антропология «примитивных обществ» создавалась любителями из миссионеров и колониальных офицеров. Мы склонны забывать, что общественным наукам вообще-то пока всего три-четыре поколения от роду, что серьезные результаты, основанные на эмпирических обобщениях, стали реально доступны только к середине XX в.

В биографии известных ученых (как, впрочем, и художников) нередко можно четко вычленить момент озарения, точнее, кристаллизации дотоле неоформленных склонностей и интуитивных интересов. Характерно, что еще до войны, учась в аспирантуре, Мак-Нил избрал совершенно материалистическую и буквально приземленную тему-о роли картофеля в истории Ирландии. Вернувшись с войны, Мак-Нил начинает преподавать в своей чикагской Alma Mater курс по истории Западной цивилизации с античности до современности. Этот курс входил в экспериментальную программу обязательного базового обучения, которую по замыслу нового ректора Университета Чикаго должны были проходить все студенты, от философов до физиков. Замысел был грандиозен – возродить энциклопедизм эпохи Просвещения на уровне знаний XX в. Курсы преподавались совместно группами преподавателей с совершенно разных отделений уни- верситета.( 3*) Мак-Нил, впрочем, выделился сразу способностью к ясному изложению сути того или иного исторического периода и талантом к четкому обобщению. В книге, которую Вы держите в руках, как будто все элементарно просто. Но ради эксперимента, попробуйте-ка писать и читать лекции в стиле Мак-Нила.

В ходе совместного преподавания Мак-Нил знакомится с такими впоследствии важнейшими историками своего поколения, как исламовед Маршалл Ходжсон и исследователь Московского царства Ричард Хелли. В те годы именно Университет Чикаго выдвигается на первое место в США по всем интеллектуальным меркам. Скажем, став отцом семейства, свой первый семейный дом молодой профессор Мак-Нил покупает поблизости от работы, в чикагском Гайд-Парке, у физика Энрико Ферми. Соседом оказался экономист Милтон Фридман, которого Мак-Нил вспоминает как несносно заносчивого доктринера, совершенно не заинтересованного в том, как его идеи соотносятся с историческим опытом. Эти картинки дают некоторое представление о градусе интеллектуального напряжения и статусе той профессиональной среды, в которой работал Мак-Нил.

Момент же кристаллизации наступил, по всей видимости, в 1947- 48 гг., во время командировки Мак-Нила в Англию для работы над книгой о Второй мировой войне и политических событиях в Греции. Ветеран недавней войны и молодой