она знала наизусть. Все это делало Хельгу незаменимой подругой-помощницей человека, находящегося в экстремальной ситуации. Когда Алекс перечислял все достоинства своей биомашины, он неизменно проводил аналогию с древнегреческими гетерами, лучшие из которых подчас были умнее мудрецов, вернее жен и надежней друзей.

Мало сказать, что Алекс Химмель был доволен своей электронной игрушкой. Он тонул в ее роскошных, цвета платины, волосах и целиком растворялся в любимой.

Одна из таких минут блаженства была нарушена вежливым покашливанием, донесшимся из динамика внутренней связи.

— Извините, сэр, что нарушаю вашу идиллию, — виновато произнес ОТТО. — Но именно сейчас я должен предложить вашему вниманию вот эту видеозапись.

Включился монитор, и на экране появилось взволнованное лицо восемнадцатилетней симпатичной девушки. Ее глаза сияли, словно звезды, на губах застыла обворожительная улыбка. Хельга мгновенно и умело разыграла ревность.

— Кто эта юная обольстительница? — вспыхнула она.

— Это же Герда, моя сестра, — вздохнув, отмахнулся хронопилот.

— Алекс, ты совершил невозможное! — затараторила Герда. — Мы все гордимся тобой и с нетерпением ждем твоего возвращения… Нам сказали, что ты вернешься очень скоро, через полмесяца. Твое имя вошло в историю! Капитан Химмель — первый землянин, обогнавший время. Все газеты мира кричат о тебе. Ты стал примером для молодежи. Алекс, милый, я тебя очень люблю и скучаю, скорей возвращайся! Алекс, мне никак не верится, что ты сейчас в прошлом, что нас разделяют два столетия. Это фантастика!

Герда целых три минуты весело щебетала об одном и том же, восклицания сыпались одно за другим. Наконец она угомонилась, пожелала счастливого возвращения и послала с экрана воздушный поцелуй.

— Красивая у тебя сестра, — резюмировала Хельга. — Очень похожа на тебя.

Тем временем на экране возник седой грузный мужчина в генеральском мундире. По катящимся градинкам пота было видно, что он страдает от жары.

— Капитан Химмель, приветствую вас! Рад, что первая фаза эксперимента прошла успешно.

— А это еще кто? — повела бровью Хельга. — Мне он не нравится.

— Генерал Бартон, шеф Хроноразведки, — ответил Алекс.

— Напомню вам, — продолжил генерал, — что ваша задача предельно проста и сводится к следующему. Во-первых, необходимо установить точное время прибытия. Во-вторых, обеспечить чистоту эксперимента, гарантировать строгую секретность и невмешательство сторонних сил. И, наконец, в-третьих, обозначить место посадки с помощью хрономаяков. Мы должны проконтролировать точность наведения Корабля на год прибытия. И еще. Опасайтесь средств ПВО и спецслужб типа советского НКВД или немецкого гестапо. Желаю удачного возвращения! Передаю слово доку Хорну, руководителю эксперимента.

Генерала сменил худой лысеющий очкарик в дорогом строгом костюме.

— Алекс, дружище, поздравляю от всей души! Ты просто молодчина! Я тебе даже по-хорошему завидую. У тебя получилось, но главное — впереди. Главное — это проблема возвращения. Не спеши нажимать кнопку, я на твоем месте не очень торопился бы это сделать. Ты там на всем готовом, лучше не придумаешь. О тебе заботится ОТТО. И, конечно, Хельга… Хельга! Ты меня слышишь? — он помахал ей рукой.

— Пошляк, — хмыкнула Хельга. — Отключи его, Алекс, ничего дельного он не скажет.

— Наверное, один я догадываюсь о месте твоего приземления, — как ни в чем не бывало, продолжал доктор Хорн. — Мы с тобой говорили о Брянске, где ты родился. Ты ведь не упустишь случая побывать на родине, или я ошибаюсь? Ладно, как бы то ни было, желаю тебе приятного путешествия! Вернешься, поделишься впечатлениями. Не забудь только про маяки, всего их у тебя четыре. Если что-то не заладится, то вся надежда на них. Они способны подавать четкие сигналы в течение пятисот лет и, несомненно, дойдут до наших потомков, которые изъездят время вдоль и поперек. Сразу по завершении эксперимента ты возвращаешься, а вся техника, включая Корабль, подлежит уничтожению.

— Бедный ОТТО, мне жаль тебя, — притворно скривила губки Хельга. — Тебя собираются сбросить на Солнце!

— Что поделаешь, фрейлейн, — глубокомысленно изрек Кибермозг. — Такова участь всех, кто служит живым. Меня утешает лишь то, что мое сознание переписано на мнемокристалл и везде последует за пилотом. Нельзя бросаться дорогими игрушками, а мое сознание стоит миллиарды…

После пересечения орбиты Марса Корабль начал торможение. Туманной вишенкой впереди висела Земля.

Алекс Химмель часто уединялся в мнемотеке, копаясь в истории прошедших веков, записанной на компактных кристаллах. Его очень занимала первая половина двадцатого века, эта удивительная, богатая катастрофическими событиями, эпоха революций и мировых войн. Его волновала тяжкая судьба России, где он родился; ее столкновение с нацистской Германией. Он жаждал окунуться в атмосферу обреченного мира, чтобы, вернувшись, понять разницу между отчаянием и надеждой.

Алекс ориентировался на приземление в послевоенном 1947-м году. Он знал, что многие немцы, попавшие в плен, долгое время жили и работали в России, для некоторых она стала второй родиной, прочие — по освобождении — рады были вернуться в фатерлянд.

Может быть, и его неведомый предок остался в России, обзавелся семьей, оброс русскими привычками, по-настоящему полюбил эту радушную непобежденную страну, а свою любовь к ней сумел передать по наследству. Так или иначе, но, несмотря на немецкие фамилию и образ мысли, воспитание и привычки, Алекс чувствовал себя более россиянином, нежели немцем. Германию он не любил (там погибли его родители) и приезжал туда редко, жил в основном в России и Америке. Судьба Америки тоже интересовала Алекса.

Сорок седьмой год… В то жестокое время голод и разруха были повсеместным и закономерным явлением в послевоенной Европе. Только Америка по-прежнему веселилась и карабкалась в небо этажами своих небоскребов.

Но время было совсем непростое — время ядерной конфронтации и безудержной гонки вооружений. И позже еще немало лет мировые весы качались в состоянии неустойчивого равновесия, разновес инициатив сыпался то на чашу жизни, то на чашу смерти, прежде чем наступило время мира, покоя и вселенской гармонии.

ОТТО вел корабль к Земле, которая приближалась с каждым часом. Вот уже она стала похожа на пыльный неспелый каштан. Подсвеченная Солнцем атмосфера пылала рубиновым огнем.

Эфир молчал, и Кибермозг, имитируя сокрушенный вздох, в очередной раз пожаловался на несовершенство земной техники двухсотлетней давности. Алекс по-прежнему был погружен в изучение