скорей поднимайте шлагбаум, поднимайте выше, впускайте меня в мой мир. Джип вскарабкался на мост, на автобан. Срочно отвлечься. Лучше всего перестать думать вообще.

6

Обычно по вечерам Леви Штейнман отдыхал, пытаясь вдохнуть в себя как можно больше воздуха, влить как можно больше рыжих огненных напитков, купить как можно больше девиц с розовыми ушками и бесстыжими глазами. Он, конечно, знал, что все это обман. На самом деле не было ни девиц, ни джипа, ни напитков, ни даже воздуха: откуда бы его столько взялось? Ничего этого не было. Был только он сам, Леви Штейнман. Он потреблял себя. Он дергался, как бешеный, среди лучей, метавшихся по площадке, в окружении таких же, как он, - пиджак за спиной, в глазах немеркнущее солнце. Ревел, гремел вокруг призрачный вечер, бурный лес рук освещало сиреневым, малиновым, ярко-желтым. Было известное средство, чтоб не спать всю ночь. Элия Бакановиц использовал его, чтобы всю ночь торговать ("деньги не спят", фанатик чертов), Леви Штейнман - чтоб успеть насладиться собой, чтобы потребить-потратить себя, бешено по себе попрыгать, умять, чтобы хрустнули и провалились в тартарары все диджеи, цифры на табло, автомобили, бабки и пузыри.

Штейнман вылез из машины и встал, озираясь и вбирая в себя жидкий оливковый воздух. Закат обливал небоскребы тяжелыми лучами, вокруг было серо и шумно. Штейнман стоял около большого пивного завода, на первом этаже которого находился огромный пивбар. Штейнману немедленно захотелось пива. Реклама еды неизменно возбуждала в нем аппетит, порнофильмы - желание, вид пивбара - жажду. Он вошел внутрь, но там было битком. Нашелся лишь один свободный стульчик, на который мистер Штейнман и присел:

- Одно пиво с турбонаддувом и интеркулером.

Но тут он встрепенулся. На соседнем стуле - они здесь были дубовые и кованые, тяжелые, - сидела и читала журнал красивая девушка.

"Ай, черт", - простонал про себя Штейнман и постарался отодвинуться так, чтобы это было незаметно. Сидеть рядом с любым существом женского пола - безумный риск. Будешь пялиться - "сексуальное домогательство", пятьдесят лет тюрьмы. Не будешь пялиться - "оскорбительное для достоинства игнорирование", от двух до десяти лет. Будешь смотреть спокойно - тоже не факт, что обойдешься простым штрафом. Поэтому Штейнман проклял все и решил выглотать это чертово пиво с турбонаддувом и интеркулером и идти куда глаза глядят - шататься по городу. Он уже видел себя в ямах-дворах, среди башен и уступов, серых в надвигающихся сумерках, но тут девушка оторвалась от журнала и сказала благосклонно:

- Ничего, сиди...

И опять углубилась в чтение. Леви Штейнман очень удивился, отставил бокал и посмотрел на нее.

- Спасибо, - сказал он изумленно.

- Ничего, - опять сказала девушка, глядя в журнал.

А читает, глянь-ка, "Финмаркет". Коллега, похоже. Все на ней было джинсовое, даже тапочки и сумка, а на голове красный платочек. Модная и очень красивая девушка; милая, милая, в панике отвлекался Штейнман.

- Эй, мне еще пива дайте!.. - Слушай, - сказал он, наклонившись к ней. - Ты мне скажи, ты что, мусульманка?

- Да нет, - сказала девушка. - Просто вижу, человек сидит пиво пьет. Что я ему буду мешать из-за какой-то дурацкой политкорректности.

- То есть, ты подумала - про меня? - вконец удивился Штейнман. - Но, слушай, это же большая удача - мужик сел рядом, можно ведь кучу деньжищ через суд слупить, как же ты так просто упускаешь свой шанс?

- Я не голодаю, - заметила девица.

- А что, деньги нужны, чтоб не голодать?! - А-а, - Штейнман все понял и решил уточнить детали, - какая у тебя группа потребления?

- М-654, - сказала девушка, поднимая глаза на Штейнмана и улыбаясь. - Я очень лояльный потребитель.

Ну, теперь-то уж точно все ясно. Она проститутка, и недешевая. Улыбка это аванс. Ну что ж.

- И где ж ты работаешь такая молодая и красивая! Может, пойдем туда и немножко поработаем?

Штейнман напряженно светился и мигал, и пихал пиво кулаком к себе в глотку. Давал себе передышку. Ну, давай я схвачу тебя за руку, и мы пойдем... я же вижу, что ты хочешь.

- Я работаю вот здесь, - девушка тряхнула журналом "Финмаркет". Журналистом.

Это был удар. Разом вылетел из головы у Штейнмана директор Элия Бакановиц, и все проблемы, и даже сам он на секундочку растворился - правда, тут же обрел себя.

- Ты... о-о, блинский блин... - замотал он головой. - Прости! Пожалуйста! Я впервые вижу, чтобы... Ох, ну и дела! - он рассмеялся очень смущенно.

- Ладно, - улыбнулась девушка. - Ты-то кем работаешь?

- Я, блин, банкир, - сказал Штейнман. - Ну-ка, что пишут. - Он быстренько схватил "Финмаркет", руки у него тряслись. - "Кризис в зоне Новогрудка-Щецена-Вильнюса выявил все болевые точки зон Восточной Европы вообще: слишком сильное отгораживание, инициированное олигархами, поставило людей на край..." Что ты думаешь об этом?

- Тебе это неинтересно, - сказала девушка. - Ты до сих пор не спросил, как меня зовут. Ты просто хочешь отвлечься со мной.

- Хочу-то я просто, - согласился Штейнман, - да вот отвлечься мне вовсе не просто, вот в чем фишка-то, чуешь?

- Чую, - сказала девушка уже серьезно. - Тебе надо вылезти из себя.

- Это как? - наморщился Штейнман. - Прости, но мне в себе вообще-то нравится. Вылезешь, а потом не влезешь, нет уж, ну его на фиг! А как тебя зовут? - спохватился он.

- Франческа.

- Меня Леви, - представился Штейнман. - Слушай, ты мне вот что скажи: почему ты меня не послала на три буквы? Десять девиц из десяти послали бы, и нигде бы у них не дрогнуло, а ты, - он изумленно пожал плечами, - терпишь такие крутые наезды, я думал, ты мне в морду заедешь, - Штейнман нервно хохотнул. - Скажи, почему?

- На мужчине плюсик, на женщине минусик, - сказала Франческа. - Мы тянемся друг к другу. А тут какие-то суды. Мужчины уже от женщин шарахаются. Еще чуть-чуть, и секс станет таким чисто профессиональным делом, ну, как пиво приносить или детей растить. Будут проститутки, и будут "вагинальные американцы"... Мой дед был с моей бабкой всю жизнь, они оба работали, и никаких судов.

- Когда это было-то, - вздохнул Штейнман.

А про себя подумал, что это бы ему не понравилось - всю жизнь с одной, спятить можно.

Франческа закурила, выпустила дым и сказала задумчиво:

- Эта политкорректность, она как зараза. Как вирус общественного иммунодефицита. Как после этого будет продолжаться жизнь, они не думают...

- Кто они? - поинтересовался Леви.

- Ну, - уточнила Франческа, - я могла бы сказать "мы не думаем"... если бы я тоже не думала.

- Вы бы могли сказать "ты не думаешь", - подсказал Леви.

- А мне кажется, ты тоже думаешь.

Умная, выкрутилась, - подумал Штейнман не без восхищения, - но, конечно, не умнее меня, такого просто быть не может.

- Знаешь, - откровенно сказал он, придвигаясь, - здание