Алексей Поярков  Ликвидация Книга вторая

Глава первая

Двое босяков, одетых, по их понятиям, празднично — в трофейную рванину, — гужевались у входа в большой деревянный павильон. Павильон был построен совсем недавно и потому еще источал упоительный запах свежих досок. В меру художественная афиша изображала красотку Дину Дурбин, на которую так хотела быть похожей каждая уважающая себя одесская барышня. В сумерках слышался смех, галантные предложения, кокетливые отказы или согласия. Приобретались семечки, абрикосы и папиросы. Многие видели «Сестру его дворецкого» уже раз пять, но снова с удовольствием шли на ленд-лизовскую картину. Чуть в сторонке служащий кинотеатра старательно клеил рядом с Диной Дурбин другую, уже простую афишу с анонсом новой комедии «Беспокойное хозяйство» с Жаровым и Целиковской в главных ролях…

Босяки вроде бы равнодушно, а на самом деле внимательно зыркали по сторонам. Выцепив глазом пацана, одетого в черный кителек без погон, они молча, понимающе переглянулись. Пацан был что надо — худенький, невзрачный, взъерошенный. И явно нервничал, то и дело поглядывая на циферблат своих совсем не пацанских наручных часов.

— Эй, штымп, — тихо произнес босяк постарше, подойдя вплотную к пацану. — Тебе котлы не жмут?

Пацан с усмешечкой посмотрел на босяка. И вдруг поманил ладошкой: мол, идите за мной, покажу интересное. Переглянувшись, босяки с ухмылками последовали за ним — за угол деревянного кинотеатра.

И увидели в руке пацана неведомо откуда взявшийся — с земли, наверное, подхватил — массивный булыжник. Глаза мальца стали наглыми и решительными. Такой не боится ни крови, ни боли — ни своей, ни тем более чужой…

— Не-а, — нахально пропел пацан, взвешивая булыжник в руке. — Не жмут. А шо?..

Босяки молча переглянулись и тихо отступили в тень забора…

— В области зашевелились всякие недобитки… — Устав наконец расхаживать по кабинету, полковник Чусов уселся за стол, в глубокое кресло, крытое жесткой кожей, кивнул Гоцману: садитесь. — Последнюю неделю — так просто очень зашевелились! И есть достаточные основания полагать, что ваш Академик имеет к этому самое непосредственное отношение. Может быть, даже руководит ими… А это, как вы сами понимаете, очень серьезно. Спросить могут не только из Киева, но и из Москвы.

Гоцман, ерзая на стуле, украдкой бросил взгляд на часы.

— По нашим сведениям, в бандах серьезная нехватка оружия. Так что военный склад Чекан брал, видимо, для них…

— И значит, будут еще грабить склады под шумок, — продолжил его мысль Гоцман.

— Не думаю, — покачал головой Чусов. — Они вчера взяли изрядно… Подсчеты еще не окончены, но, по прикидке начальника склада… вернее, бывшего начальника… — с усмешкой поправился полковник, — не меньше трехсот ППШ и ППС в смазке, сорок ручников ДПМ, пять ящиков гранат Ф-1, около пятидесяти тысяч патронов… Им бы это теперь из города вывезти.

— Понял, — нетерпеливо обронил Гоцман. — Взял у мозги… Но следить за выходами из города — то уже ваша задача.

Чусов коротко кивнул. Гоцман торопливо вскочил.

— Вы куда-то спешите?

— Обещался сына на кино сводить…

— Успеете, — раздраженно махнул рукой Чусов. — У меня к вам еще дело есть… — И, не обращая внимания на помрачневшего собеседника, вынул из ящика письменного стола небольшую фотокарточку. — У вас на фронте был комвзвода… Взгляните, он?

— Он, — сумрачно ответил Гоцман, — а шо?

— Расскажите мне о нем поподробнее… Гоцман со вздохом поерзал на стуле:

— Вася Платов… Бывший беспризорник, трудное детство… Словом, путевка в жизнь… Я его в штрафбате заприметил. Он там в сержанты вышел, командовал отделением… Взял к себе. Пацан отчаянный. До Киева дошли с ним вместе.

— А дальше?

— Дальше… — Гоцман непроизвольно взглянул на часы и шумно выдохнул: — Дальше меня на Контрактовой площади долбануло… Почти шо год в госпитале провалялся. Потом — спасибо, товарищ майор, за службу и не хотите ли вернуться в родное УГРО…

— Отношения поддерживали, встречались?

— Да как?.. Он же дальше пошел. А меня — в тыл, в Ростов…

— Где он сейчас, знаете?

— Нет, а шо?

— Ничего, — вздохнул полковник, забирая фотографию. Со снимка, улыбаясь, глядел курносый парнишка со смешно оттопыренными ушами. На плечах у него были погоны старшего сержанта.

На лавочке у окраинного домика, тонувшего в тени густых шелковиц, наслаждался тихим вечером Шелыч, пожилой одышливый дядька с сивыми украинскими усами. Всего он повидал в этой жизни и потому не очень удивился, когда на скамейку к нему подсел вынырнувший из полумрака человек.

— Здравствуй, Шелыч…

— И тебе вечер добрый, — покивал дядька, разглядывая курносого мужчину с оттопыренными ушами и исполосованным шрамами лицом. — А ты кто?

Вместо ответа незнакомец начал молча развязывать шнурки на ботинке.

— Сказали мне, у тебя угол можно снять…

— Кто сказал?

— Коля Украинец. Привет передавал.

— Какой Коля?..

Незнакомец со вздохом запустил руку в ботинок:

— Сейчас, сейчас… А заодно говорил, что дашь наколку, где в картишки можно перекинуться…

— У меня не играют, — непреклонно сообщил Шелыч, шевеля усами. — И угла у меня нет.

Лопоухий протянул извлеченную из ботинка помятую фотокарточку, постучал по ней пальцем:

— Вот ты… А вот Коля. Вспомнил?

Дядька без особых эмоций вгляделся в снимок:

— И шо?

— Ну… еще тридцать рублей в сутки. Шелыч, откинув голову и слегка сощурясь, некоторое время изучал собеседника;

— Шпильман, значит… Тогда сорок.

— Согласен, — махнул рукой незнакомец.

— И шо? — снова поинтересовался дядька,

— А шо? — раздраженно ответил лопоухий.

— Ладно, — пожал плечами Шелыч, тяжело поднимаясь с лавочки. — Пошли.

Из-за закрытых дверей деревянного павильона доносилась грозная, величественная музыка. Потом раскатистый мужской голос с гневными интонациями произнес:

«Рихерт, Герф, Эрманнсдорф, Вайсиг, Фальк, Кох, Лангут… Слезы и горе принесли эти изверги рода человеческого белорусскому народу. За чудовищные злодеяния, совершенные немецко-фашистскими преступниками, Военный трибунал Минского военного округа приговорил их к смертной казни через повешение… Суд советского народа свершился!.. Более ста тысяч трудящихся, присутствовавших на ипподроме, встретили приведение приговора в исполнение единодушным одобрением…»

В зале грянули аплодисменты. Один из пацанов, жадно приникнувших ушами к закрытым дверям, пояснил со знанием дела:

— Опять хронику крутят. Это про то, как в