ежевечернем утешении со стороны жениха. Билл с трепетом ждал звона свадебных колоколов. Вряд ли Милли захочет провести медовый месяц, а за ним и всю жизнь на ранчо «Соколиное Перо». Значит, очень скоро Биллу придется искать помощника. Мюриель еще слишком мала.

Билл Смит уселся перед камином и вытянул ноги к огню. В квадратном бокале толстого стекла переливалась янтарная, маслянистая на вид жидкость. Настоящее кукурузное пойло на жженом сахаре!

Билл не очень любил выпить. Скорее, совсем не любил. Лошади не переносят запах алкоголя и не доверяют человеку, от которого несет сивухой. Однако сегодня, да и завтра утром Биллу вряд ли придется садиться в седло. Буря закончится к утру, после этого начнется ливень.

Глядя в огонь, Билл неторопливо перебирал в уме события последних дней и предстоящие дела. Лошадей нужно перегнать на дальние пастбища... Старый Дженкинс обещал приехать в субботу, хочет купить двух-трех коров... Ветеринар звонил, не сюда, конечно, Фрэнку... Прививки надо сделать перед тем, как отгонять лошадей... И не забыть взять у дока Спарроу свежей змеиной сыворотки... В школу зайти...

При мысли о школе Билл нахмурился и решительно глотнул виски. Это был для него самый больной вопрос в течение последних трех лет. С тех самых пор, как Мюриель пришлось в эту самую школу отдать.

Разумеется, Билл Смит вовсе не был необразованным дикарем. В это трудно поверить, но семнадцать лет назад он даже предпринимал попытку поступить в военное училище. Было это в первый год его военной службы в рядах «зеленых беретов». Промывка мозгов в Форте Брагг была на высоте, и молодой Билл очень быстро уверовал в то, что только военный человек является достойным уважения гражданином.

Потом случилась какая-то заварушка, Билл даже толком не знал, где именно, потому что привезли их туда на вертолетах, ночью. На третьей минуте самого настоящего, не учебного, боя на руки Биллу сполз его взводный. От взводного воняло мочой и чем-то кислым. Билл отнюдь не сразу понял, что у взводного не хватает двух ног, одного глаза и половины кишок. После боя Билла долго тошнило, а когда слабость отступила, Билл Смит уже точно знал, что военное дело не привлекает его совершенно. То есть абсолютно. В двадцать один год он вернулся в родные края, успел обрадовать своим возвращением отца и даже принять от него бразды управления ранчо. Еще через год отец погиб, пытаясь остановить взбесившихся лошадей. Над прерией тогда пронесся торнадо, и лошади сломали загородку кораля.

Еще через год молния сожгла дотла старый дом Смитов. Это была обычная в здешних местах сухая гроза посреди раскаленного июля. Телефона у Билла не было, да и не доехали бы сюда никакие пожарные. Только если посочувствовать... Воды-то все равно не было. Все обмелело.

На выплаченную страховку, по подсчетам Билла, можно было только от души напиться с горя, но он не стал этого делать, а принялся строить новый дом. Упорства ему всегда было не занимать, работать он был приучен с детства, а торопиться было некуда. Так он считал.

Первым делом на ранчо выросли закрытые загоны и просторный открытый кораль для лошадей. Ежели кто думает, что кораль – это просто пустое место, огороженное плетнем, так это не так. Билл строил на совесть. Крепкая загородка, хорошие ворота, специальные щиты на шарнирах, чтобы можно было отделять кобылиц от жеребцов, жеребят от взрослых и так далее. Потом пришел черед сарая и всяких подсобных помещений, и только в самую последнюю очередь Билл принялся за дом.

Вначале он планировал построить нечто вроде достаточно крепкой хижины, ему бы за глаза этого хватило, но в это лето он познакомился с Мэри Лу. И влюбился в нее. А она – в него.

Билл смотрел в огонь и улыбался, вспоминая тот прекрасный год.

Мэри Лу была веселой и смелой девушкой. Жизнь на ранчо ее не пугала, ее вообще ничего не пугало, потому что смотрела она только на Билла. А он – на нее. Честно говоря, сейчас он даже не мог вспомнить, о чем они тогда разговаривали, что обсуждали... Помнил только ее гладкую кожу, блестящие светлые глаза и тихий смех в темноте. Словно журчание ручейка. Словно майский дождик на заре.

Ради Мэри Лу стоило постараться, и Билл пересмотрел свои взгляды на хижину. Он наскоро соорудил маленький домик – сейчас это часть большого дома, нечто вроде флигеля, соединенного с основным зданием. Чтобы построить настоящий дом, Билл закупил нужную литературу, продал несколько лошадей, а на эти деньги приобрел настоящие стройматериалы.

Мюриель родилась в Маленьком Доме, а еще полгода спустя Мэри Лу не стало, и Биллу почти расхотелось жить. Он уехал на дальние пастбища вместе с полугодовалой дочкой и не возвращался на ранчо еще полгода.

Честно говоря, Билл повел себя, как самый типичный мужчина. Если не считать того, что большинство нынешних типичных мужчин предпочли бы все же отдать крошечного ребенка в более умелые руки. В этом смысле Биллу просто не хватило воображения. Мюриель была его дочерью, этим все было сказано, как же он мог куда-то ее отдать? Двадцатишестилетний вдовец, Билл Смит, сам выросший без матери, никогда не воспринимал свое поведение как подвиг. Маленькое существо требовало на первых порах куда меньше внимания, чем, скажем, жеребенок или теленок. Спать в тепле и есть вовремя – вот что требовалось Мюриель. Подгузники и пеленки Билл нарезал из собственных старых, протертых до состояния тончайшего батиста рубах и простыней, теплым одеяльцем служила выделанная шкура койота, подбитая фланелью, а кроваткой – большая ивовая корзина. На кобыльем и коровьем молоке девочка росла здоровенькой и крепкой, свежий воздух окружал ее по определению, а говорить она училась если и не у собственного отца – Билл был по натуре молчалив, – то у других ковбоев, которых летом на дальних пастбищах собиралось человек по тридцать-сорок.

У нее были лучшие в мире игрушки – лошади. Она играла с жеребятами и щенками. Ковбои вырезали ей кукол из дерева, играли на губной гармошке и банджо, а иногда привозили из города леденцы в бумажных кулечках. В три года Мюриель Смит села на настоящую лошадь, в пять – скакала без седла и уздечки не хуже индейцев, в семь – стреляла из настоящего ружья. В восемь лет отец впервые доверил ей перегнать жеребых кобылиц на новое пастбище, она справилась с этим блестяще (Волк и юная Сиу ей немножко помогали). К этому времени «Соколиное Перо» было отстроено полностью, и у Мюриель впервые в жизни появилась своя собственная отдельная комната с настоящей кроватью, настоящими игрушками и настоящими платьями, которые девочка, впрочем, терпеть не могла.

Когда Мю исполнилось семь, тетки из опекунского совета все-таки