полете страсти…
— Ты полагаешь, Генрих знает? — спросила Миранда, когда король Франции увлек ее сестру к уединенной беседке. — Возможно, — ответил Гарет. — Но в настоящую минуту ему все равно. Да и меня не волнует. Поедем домой? — Как, мы уже уезжаем, милорд? — воскликнула Миранда в притворном ужасе. — Так рано? — Так рано! — твердо ответил Гарет. — Найдем перевозчика и оставим барку остальным. — Но как же Чип? Он ждет нас на барке. — Неужели ты полагаешь, что он нас не найдет? — Гарет улыбнулся. — По правде говоря, я полностью смирился и готов терпеть его общество. — К счастью, Чип, кажется, тоже смирился с вашей компанией, милорд, — нежно сказала Миранда, и в глазах ее заплясали бесенята. — О! Можешь поверить: меня это невероятно радует. А теперь быстро! Я проявляю нетерпение!
…Лунный луч пробился сквозь густые листья дуба в теперь уже опустевшую беседку и заиграл на золотой змейке и изумруде — старинном браслете, лежавшем у подножия дуба, среди корней, покрытых мхом.
— Ты полагаешь, Генрих знает? — спросила Миранда, когда король Франции увлек ее сестру к уединенной беседке. — Возможно, — ответил Гарет. — Но в настоящую минуту ему все равно. Да и меня не волнует. Поедем домой? — Как, мы уже уезжаем, милорд? — воскликнула Миранда в притворном ужасе. — Так рано? — Так рано! — твердо ответил Гарет. — Найдем перевозчика и оставим барку остальным. — Но как же Чип? Он ждет нас на барке. — Неужели ты полагаешь, что он нас не найдет? — Гарет улыбнулся. — По правде говоря, я полностью смирился и готов терпеть его общество. — К счастью, Чип, кажется, тоже смирился с вашей компанией, милорд, — нежно сказала Миранда, и в глазах ее заплясали бесенята. — О! Можешь поверить: меня это невероятно радует. А теперь быстро! Я проявляю нетерпение!
…Лунный луч пробился сквозь густые листья дуба в теперь уже опустевшую беседку и заиграл на золотой змейке и изумруде — старинном браслете, лежавшем у подножия дуба, среди корней, покрытых мхом.