зеленая кровь.

Смех матери провожает меня, подталкивая в спину, и я вдруг понимаю, что больше не окажусь здесь никогда. Это ее поляна, и нам не надо больше встречаться, а волшебство этого места я найду и в другом. Ведь если ты хотя бы раз ощутил на себе, что это такое, состояние мюсгеби, то невольно будешь пытаться вернуться в него. Это сильнее наркотиков и алкоголя, разве что любовь в чем-то подобна ему, но лишь в чем-то. Мюсгеби не просто захватывает тебя, оно не разрушает, хотя кого-то не разрушает и любовь.

Несколько дней спустя я уже был в Стамбуле и ждал пересадки на рейс до города, притулившегося между старых, разрушенных гор в самом центре империи.

И понятия не имел, смогу ли вернуться.

25. Желтое лето

Свадьба Марины и Озтюрка была назначена на конец сентября, когда начиналось желтое лето.

Об этой поре мне рассказал Мамур.

Алтын Йаз, золотое лето… Бабье, индейское, у каждого народа свои названия, разве что есть разница в наступлении этой божественной паузы, когда затихающий перед моментом очередной маленькой смерти мир внезапно начинает сверкать своими лучшими гранями, давая возможность почувствовать, как оно это было, в Раю.

Дома этим дням предшествуют холод и ливни, лето погибает в августе, тогда же наступает и осень. И прочерк бабьих мгновений возможен лишь в сентябре, да и то если циклоны Атлантики сдадутся под натиском жаркого воздуха с азиатских равнин.

Весь конец августа я платил по счетам, ожидавшим меня в родном городе. Призрак матери перестал преследовать меня. Даже тогда, когда я пришел на ее могилу, она не возникла по своему обыкновению из воздуха и не стала бередить мое сердце звуками голоса, который больше я не услышу.

Хотя ждал этого и боялся. Мы ведь всегда боимся своих грехов.

И тогда, когда, сев в трамвай, я оказался в толпе безумных садоводов с мешками и рюкзаками и, уже выйдя на нужной остановке, войдя в лесок, зашагав по тропинке, мокрой после ночного дождя, усыпанной побуревшей за последние дни хвоей. Кладбищенские ворота были открыты, мраморные памятники по бокам центральной аллеи были безмолвны, но о чем им со мной говорить?

По идее, именно сейчас тучи должны бы развеяться, облака исчезнуть, и появится солнце. Но этого не произошло, небо давило, казалось, что вот-вот, снова пойдет дождь.

Я подошел к знакомой сосне, страхи мои окончательно улетучились. Когда смотришь на потемневший гранит с рядом букв и цифр, призраки замолкают, они теряют дар речи, видимо, понимают, что живых надо оставить в покое, раз они помнят о тех, кто ушел.

С кладбища меня выгнал опять начавшийся дождь. Я попрощался с матерью, с дедом и бабушкой, лежавшими вместе с ней, я попрощался с собой, тем, которого тоже давно уже нет на свете, и пошел по пустой аллее, мимо все тех же безмолвных изваяний черного мрамора, белого мрамора да серого гранита. Мокрый асфальт, усыпанный листьями и такой же, как и на тропинке, побуревшей сосновой хвоей. Мне хотелось желтого лета.

Не золотого, не бабьего, не индейского.

Именно желтого, когда воздух становится настолько прозрачен, что светится от солнца, приобретая странный оттенок не золота, а охры. Видимо, это можно объяснить тем, что ветра остались позади на временной шкале года, море застыло, отполированная, стеклянная поверхность отражается в небе, а небо, в свою очередь, в жемчужно-розовом море, и дающем в соединении с солнечными лучами этот волшебный желтый цвет.

Нырнуть поскорее в это бессмертие, оставив позади дорогу с угрюмого российского погоста, провожавшего меня вновь накрапывающим дождем.

Хотя еще не все завершено.

Прежде чем мы встретимся с Арнольдом в Стамбульском аэропорту и он сообщит мне о предстоящей свадьбе аниматорши и фотографа, точнее, если бы мы встретились с ним там и он рассказал бы мне об этом, я все равно должен был уладить еще кое-что.

В ежедневнике запись, я цитирую ее так, как есть. Увольнение. Сдача квартиры. Переправлять деньги через Влада. С первым пунктом проще всего, слишком долго отсутствуя летом, я сам спровоцировал начальника, мне было предложено уйти по собственному желанию, что я и сделал. Третий пункт тоже несложен, Влад человек ответственный, и ему это я могу поручить. Пункт же второй…

Квартиросъемщиков мне подобрали Аэропортовы. Смешная молодая пара, напомнившая мне нас с Лерой в молодости. Она работала у Клавы, он где-то и чем-то торговал. Они смотрели на мою берлогу, в глазах читался ужас, хотя как иначе, если это квартира, где так долго не чувствовалась женская рука. Зато хозяин уезжает и, может, вообще не вернется, так что это жилище надолго, можно все устраивать, как захочется, вот тут будет кровать, тут стол, тут компьютер, тут телевизор, а еще мы сделаем ремонт, как только вы уедете, так и начнем клеить обои, когда вы собираетесь?

К началу желтого лета, ждать осталось недолго, собирайте пока свои вещи, перед отъездом ключи передам.

Они ушли. За ними меня покинули Влад и Аэропортовы. Подкатила тоска. Я стоял у окна и смотрел на улицу, по мокрому асфальту шуршали шины, свет фонарей вырывал из темноты пожелтевшие деревья, видимо, к утру опять будет туман.

Не удержался и позвонил Лере. Впервые за много лет. Мне хотелось ее увидеть, не скрою. Голос в трубке был сонным и недовольным, она всегда терпеть не могла, когда ее будят.

— Ты с ума сошел?

— Ты помнишь? — спросил я ее.

Она повесила трубку. Отрезвляющий душ коротких гудков. Мне показалась, что, закончив разговор, она встала и пошла в ванную, шум воды, видимо, у нее осталась эта дурацкая привычка закрывать дверь на задвижку, будто увижу что-то, что не для моих глаз, это всегда смешило, вот только из какой это жизни? Позвонить снова и спросить?

Как только окажусь в Бодруме, то, отойдя с дороги, сразу пойду к замку.

Уже без сопровождения, тени и призраки отпустили меня на свободу.

Начало желтого лета еще сезон, но народа намного меньше, чем в жаркие месяцы. Набережная пуста, лишь несколько человек толкутся в сувенирной лавке, покупая кто морские губки, кто сладости, кто что-то еще.

Замок не изменился, он возвышается над гаванью, у входа нет очереди, но мне вдруг расхотелось заходить в ворота и подниматься по крутым ступеням, ведущим к верхней башне.

Если я и приехал сюда снова, то не для того, чтобы переживать то, что было.

Хотя рыцари здесь, они все еще на страже, и это вселяет в душу надежду, уверенность и спокойствие, как и тогда, когда Петрониум был лишь затерянным форпостом госпитальеров на побережье Малой Азии. Жаль, что я так и не рассказал Лере о замке и о тех мгновениях, когда в струящемся мареве перед тобой на ступенях вдруг оказываются