ученого.

"Способный ученый", — отметил Мазин.

— Речь идет об эволюционной биохимии. Весьма, весьма перспективная отрасль знания. Но фундаменты уходят далеко вглубь. Антон Дмитриевич разрабатывал творческое наследие Константина Романовича Кротова.

— Кротова?

— Да, да. Осмелюсь заметить, моего близкого друга в свое время. Увы, он не дождался, не перенес, так сказать, горьких разочарований, выпавших на его долю, но он был бы очень рад… И я, как его друг, считал своим долгом помочь талантливому юноше. Мы единодушно решили, что работа Тихомирова заслуживает докторской степени. Конечно, это был большой сюрприз для молодого человека. В соответствии с положением ему предложили представить свою диссертацию к новой защите, уже как докторскую.

— Следовательно, у Тихомирова не было причин расстраиваться в этот день?

— Ну что вы! Огромный успех. Далеко не каждый ученый может рассчитывать… Случаи, когда диссертация, представленная к защите как кандидатская, удостаивается права считаться докторской, буквально единичны! И вдруг такая ошеломляющая развязка… Простите, я совершенно не могу прийти в себя.

"Редкий случай. Эволюционная биохимия. Идеи Кротова" — вот, кажется, и все, что мог прочитать Мазин в своем блокноте. Нет. Еще выводы.

"Молодой (для доктора). Для кандидата, пожалуй, не очень. Способный, пользовался поддержкой (никакой борьбы с рутинерами). Никаких оснований для недовольства, а тем более для отчаяния. Во всяком случае, по линии общественной".

А по личной?

"Инна Кротова". Подчеркнуто…

— Я вынужден побеспокоить вас, Инна Константиновна, но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли.

— Я понимаю вас. Вы выполняете свой служебный долг.

— Да. Нам необходимо установить обстоятельства смерти Антона Дмитриевича Тихомирова.

— Чем я могу быть полезной?

— Вы знали Тихомирова?

— Знала… очень близко в свое время.

Она смотрела ему прямо в глаза, сжимая и сгибая тонкими пальцами резинку, лежавшую на столе.

— Успокойтесь, пожалуйста. Я только прошу вас помочь следствию. Вы вправе сказать лишь то, что найдете нужным.

— Благодарю вас.

— Я выяснил, что дела научные у Тихомирова шли на редкость успешно, но не было ли у него травмы личной, каких-либо личных обстоятельств, осложнявших его жизнь?

— Нет, насколько мне известно, Антон умел и в личной жизни так же последовательно добиваться поставленных целей, как и в науке. Хотя мои сведения устарели. Возможно, его невеста могла бы сообщить вам что-нибудь более существенное.

Это был трудный разговор с отвергнутой женщиной. Но она держалась очень хорошо. Только под конец нервы подвели ее.

— Вы дочь известного биолога Кротова?

— Да.

— Труды вашего отца…

— О трудах отца мне бы не хотелось говорить. Я искусствовед, а не биолог.

Запись после разговора:

"Личная жизнь тоже без осложнений. Имел любовницу, жениться решил на другой, но разрыв без драмы. Видимо, взаимное разочарование. Хотя женщина, естественно, оскорблена".

Слово "разочарование" Мазин позже зачеркнул и написал сверху: "Охлаждение".

И еще запись:

"Невеста — Светлана. Похожа на девушек, что любят фотографировать корреспонденты на комсомольских стройках. Даже с косой".

— Вы собирались выйти замуж за Антона Тихомирова?

— Я любила его.

Она всхлипнула.

— Тихомиров был старше вас?

— Да, на десять лет.

— И вы понимали, конечно, что у него бывали и увлечения, и более серьезные отношения с женщинами?

— Он был женат. Он мне говорил.

О жене Мазин услыхал впервые:

— Как он объяснял свой разрыв с женой?

— Они разошлись давно, четыре или пять лет назад. Они оказались разными людьми.

— И только?

— Разве этого мало? — спросила девушка с наивностью молодости.

— Это все, что он говорил вам о своей прежней жизни, семье?

— О бывшей жене он говорил мало. Он говорил, что если люди расходятся, то не должны унижать друг друга упреками, потому что оба несут ответственность.

— Что ж, разумно. А об Инне Кротовой вы тоже знали?

— У Антона не было тайн от меня.

— Что же он говорил вам о Кротовой?

— Они дружили с детства. У них были сложные отношения, но они оба ошибались. Ему очень не везло в личной жизни, и я очень хотела, чтобы со мной он был счастлив.

— И он был с вами счастлив?

— Конечно. Хотя мы и не успели зарегистрироваться.

— Вы часто виделись?

— Да, каждый день.

— Вам не казалось, что Тихомиров чем-то угнетен, обеспокоен?

— Со мной он всегда был спокоен.

— А не было у него врагов, завистников, например?

— У Антона враги? Что вы?!

Этот же вопрос он задал Игорю Рождественскому. И тот ответил так же!

— У Антона? Враги? Что вы?

— Вы, Игорь Анатольевич, знали Тихомирова лучше других. Он был вашим другом, не так ли?

— Другом? Да. Был. Мы выросли в одном дворе. Я, он и Инна Кротова. Он очень нравился ее отцу. Старик с ним всегда возился. Книжки подбирал интересные и покупал шоколадные конфеты. Антон был сладкоежкой.

— Это было еще до войны?

— Да. Когда война началась, мы эвакуировались, Кротовы остались, Антон с матерью уехал в деревню к родственникам. Я его лет десять не видел. Потом он появился с медалью. Кончил какую-то сельскую школу и приехал поступать в университет. Но тогда мы тоже виделись редко. Он запоздал со школой и учился на два курса младше. Жил в общежитии.

— А с Инной Кротовой они встречались в то время?

— Нет, они не могли встречаться. Она училась в Ленинграде.

— Как учился Тихомиров?

— Хорошо.

— Но в аспирантуре его не оставили?

— Нет.

— Почему?

— Время свою роль сыграло. Он был неосторожен, называл Кротова гениальным ученым. А Кротов считался менделистом. Вот и не оставили.

— Это обидело Тихомирова?

— Не знаю. Он к земле стремился. Говорил, что истинная лаборатория именно там. И женился как раз. Вместе и уехали.

— Долго он проработал на периферии?

— Года три или четыре.

— Тихомиров вернулся, чтобы поступить в аспирантуру?

— Да. К этому времени генетику начали реабилитировать понемножку.

— А жена осталась в деревне?

— Да. Они разошлись.

— У них были дети?

— Один ребенок. Сын.

— Тихомиров помогал семье?

— Видите ли, как аспирант, он не имел больших возможностей, но помогал, я думаю.

— А Инна Кротова…

— Тут я не могу быть вам полезным. Их отношения меня не интересовали.

В этом стоило усомниться, но если парень не хочет копаться в белье друга… Да и стоит ли там копаться?

— Что бы вы могли сказать о Тихомирове в двух словах? Каким он вам казался?

Рождественский подумал:

— Как спортсмен, я всегда ему завидовал. Мне не