потратила три года своей жизни, — неожиданно для самой себя вдруг призналась я.

— Только три? О, Бог мой! Ая — семнадцать.

— Вы? Каким образом? Из-за женщины? Вы не женаты?

Как могли мы так быстро перейти к подобной откровенности? Возможно, это объяснялось тем, что мы были чужими друг другу и знали, что больше никогда не увидимся.

— В данный момент нет.

— Вы оставили вашу жену?

— Нет, это она оставила меня. Она недавно умерла.

— О, мне очень жаль!

Он с грустной улыбкой взглянул на меня.

— Кого? Меня или ее?

— Думаю, что ее. Ведь ей пришлось умереть молодой.

— У нее было слабое здоровье. Ее болезнь продолжалась много лет.

— Разумеется, мне жаль и вас, поскольку ваш брак так трагически закончился. У вас есть дети?

— Сын и дочь. — Голос его едва заметно изменился, а в глазах промелькнула тень обиды, и я поняла, что дети в этом браке были на стороне матери. — Мой сын, Нильс, уже взрослый. А я скоро буду стариком. Мне исполнилось сорок шесть… Теперь вы знаете обо мне все, мисс Эмберли. Как вы добрались сюда? На машине?

— Нет, на автобусе. Он пойдет обратно в город в пять,

— Через два часа? Что же вы будете делать все это время?

— Буду сидеть здесь, пить кофе и сочинять статью. Я работаю в одной из лондонских газет.

— И пишете о том, в каких отелях останавливаться, какие достопримечательности осматривать и тому подобное?

— Что-то в этом роде.

— И что же вы поведаете читателям об этом месте? Что сюда не стоит приезжать в воскресенье, если вы хотите поиграть на рояле Шопена?

— Я напишу, что небо здесь голубое, что монастырь выглядит таким же древним, как пирамиды, а вокруг растут кипарисы. И что в ночи звучит эхо баллад и сонат, написанных в этом темном доме.

Отто Винтер немного помолчал, устремив на меня взгляд полузакрытых глаз, затем произнес:

— Я был прав. Вы определенно весьма романтическая натура. Мой автомобиль находится поблизости. Пока вы пишете вашу вдохновенную статью, я прогуляюсь по саду в надежде послушать обещанное эхо баллад и сонат. Потом вы позволите мне отвезти вас в город?

Я не стала отказываться. К тому же его "астон-мартин" представлялся значительно более комфортабельным средством передвижения, чем подпрыгивающий на ухабах автобус.

Мой датчанин, по-видимому, был богат.

Хотя это не имело значения. Я поехала бы с ним даже в старом фургоне. Однако его довольно откровенные рассказы о себе породили в моей голове массу вопросов. Действительно ли он простой фермер? Как давно умерла его жена? Погрузившись в подобные размышления, я поняла, что не могу написать ни слова. Придется заняться этим вечером в отеле. Неожиданно у меня возникло предчувствие, что этот одинокий вдовец нуждается в чем-то большем, нежели обыкновенная попутчица на время короткой обратной дороги в город.

Я захлопнула блокнот и достала пудреницу. В маленьком зеркальце мне предстало слишком знакомое лицо, и я попыталась взглянуть на себя глазами иностранца. Что может мужчина увидеть в этих чертах? Чувственность? Благородство? Легкомыслие? Ум? Я не знала этого. Но я отчетливо видела пышущее здоровьем лицо со слишком длинным, на мой взгляд, носом, довольно большим ртом. И седину в волосах. Мои глаза казались зелеными, только когда я надевала что-то зеленое. Точно также они могли стать голубыми или бирюзовыми. На самом деле цвет их был серый.

На противоположном тротуаре появился Отто Винтер. Он махнул мне рукой и крикнул:

— Я не слишком скоро? Вы уже закончили?

Я не стала говорить ему, что не написала ни единой строчки, просто коротко кивнула в ответ и поднялась со своего места.

— Я готова.

— Отлично. Здесь становится холодно. На побережье гораздо теплее. К тому же мы не должны пропустить закат над Пальмой.

Мне было приятно, что он заметил, каким чудесным становится город, когда его освещают лучи заходящего солнца.

— Вы, должно быть, остановились где-то за городом?

— В "Медитерранео". Отель в стиле рококо. С пальмами во дворике, где играет оркестр, хотя пианист отнюдь не Шопен. А вы?

— Я живу не в такой роскоши. Мне же приходится самой зарабатывать на жизнь. Это просто маленький пансион около кафедрального собора.

— Вам определенно нужно побывать в Копенгагене. Там колокольный звон не даст вам заснуть.

По пути в город мы говорили на самые банальные темы — о путешествиях, отелях, театрах, экономике. Никаких личных тем. Высадив меня на узкой аллее, ведущей к моему скромному жилищу, он сказал без всяких предисловий:

— Я заеду за вами в восемь. Двух часов вам будет достаточно, чтобы отдохнуть и переодеться?

— И что вы предполагаете делать с такой немолодой особой, как я?

Он откинул светловолосую голову и весело расхохотался.

— Я собираюсь только поужинать с вами. В моем отеле или в любом другом месте, которое вы назовете.

— Благодарю вас, герр Винтер, но…

— Если вы будете называть меня герр Винтер, мне придется называть вас мисс Эмберли, а это звучит не слишком по-дружески. Я для вас Отто, а вы — Луиза. Договорились? И я не хочу слышать никаких отказов. Сегодня вы должны поужинать с одиноким вдовцом сорока шести лет. Пока!

Машина умчалась, прежде чем я успела сказать ему, что не принимаю его приглашение, что я путешествую налегке и не беру с собой драгоценностей и выходных нарядов. Несколько юбок, свитеров и единственное шелковое платье, которое можно было бы надеть на какую-нибудь вечеринку, составляли мой гардероб. Что ж, надеюсь, оно окажется достаточно подходящим для отеля "Медитерранео" в период межсезонья.

Часом позже, когда я все еще писала статью, которую должна была закончить и отослать этим вечером, в мою дверь постучали и на пороге появилась хозяйка — испанка с большими грустными глазами. В руках у нее была коробка из цветочного магазина.

— Это для вас, сеньорита, — сказала она.

Сердце мое забилось учащенно. Не слишком ли быстро герр Винтер перешел к столь серьезным действиям? За дорогие цветы и дорогие обеды следовало расплачиваться, а я не любила быть чьей-либо должницей. И не собиралась вести игру по правилам герра Винтера. Я и так уже потеряла три драгоценных года своей жизни. Разве я не сообщила ему об этом?

Тем не менее я взяла коробку, развязала ленту и подняла крышку. Красные розы. По-видимому, ферма в Дании приносила солидный доход.

Умывалась и одевалась я в комнате, наполненной ароматом роз. Шелковое платье, туфли на высоких каблуках, безупречные перчатки, волосы, уложенные в более сложную, чем в дневное время, прическу — не думаю, что в моем обществе было бы стыдно появиться. Но я старалась выглядеть как можно лучше