удалось без особого труда взять Сицилию и свалить Италию. Не забывайте, что те десять дивизий, которые Гитлер, поверив Канарису, убрал из Сицилии, были посланы в Грецию, но попали на восточный фронт.

Пимброк усмехнулся.

— Выходит, так. И факты это подтверждают.

— Знаете что? — Пимброк положил руку Мухину на плечо. — Вы должны написать обо всем этом. А то мы изображали дело таким образом, что совершенно замалчивали роль советских войск.

— В Англии и Америке совершенно откровенно извращают историю войны, всячески фальсифицируют ее. Помните, мы говорили тогда о послевоенном порядке?

— Мы дрались вместе против коричневой чумы и могли бы продолжить наше содружество после войны. Но этого не получилось. Эймзы и им подобные взяли курс на новую войну. И сейчас вовсю вооружают тех самых… — Пимброк опустил глаза, голос его стал глухим. — Вы сказали, что помните, как танцевали с Лилиан. Зимой сорок четвертого года в Лондоне недалеко от ее дома упал «Фау-2»… и она потеряла ногу. Ей сделали протез, но она больше не танцует… Надо сделать так, чтобы никогда больше не было никаких «Фау». Покончить раз и навсегда с войнами. Выпьем за наших детей.

Он провел рукой по глазам. Мухин взял у буфетчицы две рюмки коньяку и поставил их на столик. Они чокнулись.

— За нашу встречу! — сказал Пимброк. — Я очень рад, что увидел вас. Лилиан тоже хочет приехать в Москву.

— За то, чтобы она скорее приехала! — провозгласил Мухин. — Буду ждать вас.

— Обязательно приедем. Так вот… я предлагаю вам написать что-нибудь вроде повести относительно «Минсмита». Канариса и всего прочего. И опишите обстановку того времени, вам это не трудно, потому что вы тогда были у нас. Я охотно поделюсь с вами материалами. Расскажу вам все подробности «Бримстона» и других наших дел.

— Надо будет подумать — Мухин засмеялся. — Вас обоих тоже придется вывести.

— Пожалуйста. Только придумайте такое заглавие, чтобы заинтриговало читателей. Броское.

Мухин наклонил голову. Подумав немного, он сказал с улыбкой:

— Надо, чтобы в заглавии фигурировало слово «змея».

— Почему? — удивился Пимброк. — Если вы имеете в виду Лилиан…

Мухин мотнул головой.

— Совсем нет. Дело вот в чем. Уже в Касабланке я заметил, что ко мне в гостиницу кто-то лазил в мое отсутствие и рылся в бумагах и вещах. И я понял, почему вы потащили меня смотреть фильмы, а потом подстроили так, что меня задержали. В Лондоне секретные обыски продолжались. Я нарочно оставлял на видном месте свои писания, в которых ругал вас за всякие политические махинации и оттяжку второго фронта. Но под конец мне это надоело, я решил покончить с этим. Тем более что должен был приехать мой преемник. Я, между прочим, догадывался, что лазили ко мне именно вы и Эймз.

— А как вы догадались?

— Я понял из слов Лилиан, что Эймза всегда очень интересовало, пойду ли я в театр, или на концерт, или в гости. Или, может быть, отлучусь из Лондона на тот или иной срок. Короче говоря, я догадался, что моими тайными визитерами являетесь вы оба. И я решил напугать вас. Однажды вечером я поехал с Лилиан и Поуэлом в Стратфорд…

— Нет, туда, вы ездили раньше, а в тот раз поехали в Истборн.

— Правильно, в Истборн. Я знал, что вы непременно посетите мою комнату. И приготовил кое-что. А на следующее утро, вернувшись в номер, я обнаружил следы поспешного бегства тайных гостей. На кровати валялись машинка и словарь, а на полу посуда, часы и прочие предметы. И еще кое-какие документы…

— Это Эймз обронил.

Громкоговоритель объявил о начале посадки на самолет, идущий на Копенгаген. К Пимброку подошел молодой англичанин и сообщил, что багаж сдан и надо получить паспорт. Пимброк сходил за паспортом и, сев снова за столик, сказал:

— Но ваша шутка могла кончиться трагически. Ведь то самое, что вы спрятали, могло наброситься на нас и искусать. Мы ведь не умели заклинать змей, как вы.

Громкоговоритель пригласил всех к самолету. Пимброк и Мухин вышли на перрон.

— Она не могла укусить вас, — тихо сказал Мухин. — Я ведь тогда коллекционировал игрушки. У меня была матерчатая змея, и я засунул ее туда.

— Матерчатая? — воскликнул Пимброк. — Это была игрушка?

— Да.

— Но ведь она… когда Эймз потревожил ее покой, зашевелилась, зашипела и подняла головку.

— Внутри змеи была пружина. Я свернул ее в клубок и спрятал, и когда Эймз полез туда, она стала разматываться. А что касается того, что она с шипением подняла головку, то это уже сработало ваше воображение…

Они подошли к барьеру. Пимброк протянул руку Мухину и спросил:

— Какое же будет заглавие? С упоминанием змеи?

Мухин кивнул головой:

— Повесть назову «Кобра под подушкой».