вывалился полицейский, вся одежда его была в огне, он пытался ползти, корчился — и Мехмет длинной очередью перерезал его пополам, отправил к Аллаху. Он хоть и полицейский — а лишних мучений не заслуживает, Аллах на небесах разберется, по делам его…

Из окон открыли огонь, когда нападающие уже преодолели большую часть открытого пространства. Гранат у полицейских не было, были только газовые гранаты — но от них спасало намазанное жиром или вазелином лицо. Нестройный залп из револьверов и ружей ударил по рядам атакующих, двое братье покатились по земле — но остальные продолжали атаку, полосуя очередями окна.

Пока одни штурмовали полицейский участок, братья, что приехали в третьей машине тушили армейский грузовик. Еще не хватало, чтобы он взорвался — полный оружия. Поэтому, пока двое братьев заливали огонь белой пеной из заранее припасенных огнетушителей — еще двое, держа наизготовку оружие, подошли к развороченной взрывом гранаты кабине.

Офицер был еще жив, увидев приближающихся боевиков, он попытался поднять пистолет — но перебитая осколком рука не слушалась…

— Аллах Акбар! — шедший первым боевик, совсем молодой, не старшей пятнадцати лет пацан полоснул автоматной очередью. Пули разорвали тело офицера, со звоном отрикошетировали от обгоревшего металла кабины. Одна из пуль чиркнула по красному баллону с пеной, который держал брат постарше — но не разорвала его, а улетела куда-то дальше. От неожиданного удара брат выронил баллон и он упал, больно ударив по ноге…

— Йа-лла! — выругался он — иблис тебя забери Реза, что ты делаешь? Ты же чуть не убил меня этой проклятой пулей!

Молодой внимательно посмотрел на незадачливого пожарника.

— Не богохульствуй, Хосейн, ибо сегодня день гнева Аллаха и мы клинок его! И неужели ты думаешь, что Аллах заберет твою душу к себе, пока ты не выполнишь все то, ради чего ты находишься здесь?

От того, с какой фанатичной верой были сказаны эти слова, становилось жутко.

Стена. Разбитая, исхлестанная пулями и осколками. Опаленная, выбитая выстрелом гранатомета дверь. Редко плюющиеся огнем и свинцом окна…

Перед дверью Мехмет затормозил, сменил магазин в автомате на полный, передернул затвор. Хороший автомат, советский, надежный, легкий и скорострельный, намного лучше тех тяжелых и неуклюжих немецких, которыми пользуется армия и жандармы. Выхватил гранату, зубами выдернул кольцо и сильным кистевым движением метнул в опаленный пламенем пролом, где совсем недавно была дверь. Там держали оборону те полицейские, которым удалось еще оставаться в живых. Надо было спешить — если появится подкрепление, другие братья удержат его, устроят перестрелку на дороге — но долго сдерживать жандармов они не смогут…

Внутри глухо ухнуло, раздались крики на два или три голоса — и Мехмет ринулся внутрь. Внутри было дымно, жарко, страшно, ноги скользили по залитому кровью полу. На полу ничком, кучами лежали два или три трупа, все — в темной, набухающей кровью форме. Еще один был еще жив — все лицо залито кровью, кровь стекает на пол по длинной черной бороде — но он поднял пистолет и слепо нащупывал цель. Короткая очередь, опаленные дыры на груди, стремительно набухающая черной влагой форма. Последний из остававшихся в живых в вестибюле падает на залитый кровью пол.

— Аллаху Акбар!

— Аллаху Акбар! — многоголосо прогремело за спиной

Сопротивление сломили быстро. Когда боевики прорвались в холл, начали бросать гранаты в кабинеты, остававшиеся в тот момент в живых полицейские бросили оружие и запросили пощады. Сдавшихся немедленно расстреляли, найденных раненых добили.

Немного опьяневший от запаха пороха и крови Мехмет вышел на свежий воздух. В одной его руке был автомат Калашникова, в другой он нес немецкую G3 подобранную в участке. Он все еще не мог до конца поверить в то, что они сделали это.

Начало положено. Гнев Аллаха ужасен и никто из разложившихся, прожидовившихся правителей не сможет ему противостоять…

Полицейских ему не было жаль. Ничуть, Те, кто прожидовился или начал служить прожидовившимся властям, те кто посмел выстрелить в братьев, исполняющих волю Аллаха — те заслуживают мучительной смерти. Жаль, что нет времени — можно было бы снять с этих полицейских кожу или хотя бы отрезать головы. Все это будет — потом. Когда они победят. А эти… даже умерли не как мужчины. Сначала сдались вместо того, чтобы умереть по-мужски с оружием в руках, потом ползали по грязному, с красными разводами полу моля о пощаде. Воистину тот, кто идет против воли Аллаха — тот перестает быть человеком.

Грузовик уже потушили, сейчас вскрывали ящики, те которые лежали ближе к борту. Улица, недавно заполненная и машинами и пешеходами, вмиг опустела, остались только боевики. Мехмет подошел к машине, перед ним почтительно расступились. Он открыл один из ящиков, посмотрел что внутри. На белых, крупных опилках маслянисто чернело длинное тело ручного пулемета MG-3. Мехмет отложил винтовку, достал из ящика пулемет, ласково погладил дырчатый кожух длинного ствола. Прислушался — дальше по дороге грохотала перестрелка, на помощь разгромленному полицейскому участку шла подмога.

— Ибрагим.

— Я здесь! — шагнул вперед один из гранатометчиков, он уже успел вооружиться трофейной G3 и выглядел весьма грозно.

— Чтобы через двадцать минут ничего этого здесь не было. Это оружие ждут наши братья — и ты должен доставить его им!

— Понял, эфенди…

— А мы? — угрюмо спросил один из бойцов. Таскать ящики ему явно не улыбалось, он только что совершил один подвиг и теперь жаждал совершить еще один.

— Четверо остаются с Ибрагимом — распорядился Мехмет — и помогают ему. А мы еще сегодня постреляем. Аллах Акбар, Хомейни Рахбар!

— Аллах Акбар, Хомейни Рахбар! (прим автора — Аллах велик, Хомейни вождь, эти слова появились уже тогда)

Хотя для многих в мире исламская революция в Иране стала неожиданностью, на самом деле обстановка продолжала обостряться весь тысяч девятьсот семьдесят восьмой год. Событиями, положившими начало исламской революции общепринято считать события восьмого января 1978 года. Тогда в городе Кум была зверски расстреляна демонстрация студентов медресе, протестовавших против опубликованной в правительственной газете клеветнической статьи о Хомейни. По официальным данным, в ходе усмирения беспорядков погибли 2 студента, по данным демонстрантов 70 человек, раненых никто и не считал. По шиитской традиции, поминальные службы о погибшем идут 40 дней, и через 40 дней после разгона демонстрации в Куме, 18 февраля бунт вспыхнул в Тебризе. Его подавление также привело к человеческим