для котов — особенно для живых». Слова погасли, и Мэй открыла глаза. Она посмотрела на Пессимиста, перевела взгляд на печенье и молоко — и снова уставилась на Пессимиста.

— Вы давно знаете друг друга? — растерянно спросила Мэй.

— Мяу, — ответил кот и понюхал печенье, чтобы перевести разговор на другую тему.

Если бы он умел говорить, то сказал бы, что хозяйку Северной фермы знают все, только не подозревают об этом. На самом деле она повсюду. И не заметить ее просто невозможно. Однако люди вообще мало что понимают в этих вопросах. Например, они не верят в призраков. С другой стороны, призраки и не догадываются, что деревья умеют говорить. Таким образом, решил Пессимист, и живые, и мертвые стоят примерно на одной ступени развития, а вот коты существенно их опередили.

* * *

— Ты получила телепаграмму. Во всех больших городах есть такие специальные будки, — объяснила Беатрис, приглаживая длинные золотые кудряшки, чтобы каждый локон лежал как следует. Она сложила руки на коленях. — Ты думаешь и отправляешь ее. Я пробовала послать такую маме, — грустно заметила девочка, — Но для этого нужен точный адрес.

Друзья собрались в вагоне-ресторане, и Мэй пересказала им загадочное письмо. Его содержание всех обеспокоило.

— Налетите на кочку? — Фабио подкрутил ус. — Что это значит?

— Не знаю, — ответила Мэй и смахнула крошку с мордочки Пессимиста: не успела она за ним уследить, как кот уплел угощение. Девочка посмотрела на свое печенье и откусила крошечный кусочек. Если Пессимист уже отравился, значит, отравится и она.

— Интересно, почему мне не дали печенья? — проворчал Тыквер и уставился на кота, надменно прищурившись, отчего стал похож на подслеповатого призрака. Пессимист облизнулся, стараясь, чтобы вышло погромче (нарочно для Тыквера), и как ни в чем не бывало посмотрел в окно.

За несколько дней путешествия соперники — домовой призрак и живой кот — сообразили, что каждый из них считает себя лучшим другом Мэй, и с тех пор смотрели друг на друга со сдержанным презрением.

— Эта Хозяйка, она не понимать, что говорить! — возмутился Фабио.

Мэй пожала плечами. Похоже, Хозяйка знала гораздо больше, чем хотелось бы. К примеру, она знала, что Мэй едет в вагоне номер 178 северного поезда. Она знала, что Мэй и Тыквер прошли через Катакомбы над Мертвым морем. Она знала леса вокруг Болотных Дебрей.

Беатрис озабоченно нахмурилась.

— Знаешь, Мэй, как-то это все подозрительно. Что значит «ее благосклонность неодноз…»

Мэй скрестила руки на груди. Для нее Хозяйка была выше подозрений.

— Она сказала, что выполнит любое мое желание, — тихо сказала девочка.

Перед глазами до сих пор сияла одна-единственная строчка. Мэй забыла о неоднозначной благосклонности и даже об опасности; больше всего на свете ей хотелось только одного — снова увидеть маму.

Беатрис перегнулась через стол и погладила девочку по руке. От прикосновения холодных прозрачных пальцев по коже Мэй побежали иголочки. Привидение хотело ее приободрить, но глаза были полны невыразимой печали — неизбывная грусть Беатрис Хитклиф Лонгфелло прокрадывалась даже в ее улыбки.

— Я знаю, Мэй. Но где бы я ни читала про Хозяйку, везде говорится, что она совсем не безобидна. Вот, посмотри. — Беатрис полистала одну из раскрытых книг, лежавших на столе, и ткнула пальчиком в абзац.

«Хозяйка Северной фермы.

Местоположение: ледяные пустыни Дальнего Севера.

Знаменита: равно как невероятно милосердными, так и невероятно немилосердными деяниями; необычайно искусна в шитье; удерживает нарушителей своих границ в вечном плену; связана с духами света.

Голографическое фото: отсутствует. Ни один из посланных голографов не вернулся назад.

Как добраться: см. с. 195»

Мэй открыла указанную страницу: список расположенных в черте Призрачного города приютов для умалишенных.

«Знаменита равно как невероятно милосердными, так и невероятно немилосердными деяниями…» Девочке показалось, что она уже слышала это о ком-то другом, но вот о ком? Имя так и вертелось на языке, но Мэй никак не могла его припомнить.

Беатрис закрыла книгу и оперлась подбородком на скрещенные руки. Она уже перечитала все книги в поезде (а некоторые даже дважды), надеясь отыскать хоть какой-то намек на то, как найти маму, которую она не видела с тех пор, как умерла от тифа в 1901 году. Тогда Беатрис было одиннадцать лет. Ее мать умерла несколькими днями раньше.

Мэй заметила, что под глазами подруги появились темные круги, а ее призрачный свет как будто потускнел.

— Похоже, выбирать не приходится, — сказала Мэй. — Я уже все перепробовала, чтобы не встречаться с Хозяйкой, а мы все равно направляемся прямиком к ней. Вряд ли это совпадение.

В это время они как раз проезжали мимо щита с рекламой «самой тухлой в мире сосиски», но Мэй его даже не заметила, размышляя о долгой дороге, которая привела ее сюда, и о безуспешных попытках вернуться домой без помощи Хозяйки.

— Нет выбора! Не совпадение! Ха! Да мы сами сесть в этот поезд. — Капитан отрицательно помахал длинными руками. — А что за кочка? — Он посмотрел в окно. — Нет кочка! Где она?

Тыквер глубоко вздохнул:

— Кочка — это иносказание.

В одном из брошенных чемоданов призрак откопал тогу и подпоясал ее шнуром от шторы. Разговаривая, он картинно помахивал кисточкой и краешком глаза с превосходством посматривал на Пессимиста.

— Не настоящая кочка. Это значит…

Бамс!!!

— Миэээй!

Пессимист с шипением отлетел к окну и ударился о стекло, но умудрился приземлиться на все четыре лапы. Тыквер перелетел через стол; откуда-то сверху на него посыпались книжечки меню. Беатрис и Мэй повалились на пол, а Фабио впечатался в стену.

Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш!

Поезд встал.

В вагоне повисла тишина, от которой кровь стыла в жилах.

Буккарт!..

Тыквер всхлипнул и кинулся под стол. Пессимист встал между Мэй и задней дверью вагона. Все приготовились встретить того, кто в нее войдет.

Глава вторая Кливилград № 135

Друзья забились в угол вагона и ждали. Прошло несколько минут. Наконец Мэй, пригнувшись, дотянулась до савана, лежавшего рядом на сиденье. Едва девочка накинула мантию и завязала вокруг шеи тесемки, как одеяние тут же исчезло, а ее тело — черный купальник, шортики и все остальное — стало призрачно-прозрачным, как у привидения. Мэй по-прежнему оставалась чуточку разноцветной и не парила в воздухе, но, по крайней мере, теперь она не выделялась среди