Патрик Макграт Вампир по имени Клив, или Готическая пастораль

— Главное, что отличает вампира, — заметил Гарри, ни к кому особо не обращаясь, — это то, что земля не принимает его. Именно это ставит его вне природы. Видите ли, все, что принадлежит природе, разлагается. Так сказать, гниет в земле. Но только не вампир. Он не может умереть, потому что земля не примет его. Забавно, а?

— Потрясающе, — пробормотала я. Это меня пугает… половину моего сознания. Откуда Гарри взял эту отвратительную тему? Наверное, в кино насмотрелся. Впрочем, мысли мои были не с ним, но с Хилари, нашей дочерью. Я уже несколько дней не принимала таблетки, так меня беспокоит моя девочка. Ей всего девятнадцать, но она уже выказала тревожную склонность влюбляться в самых неподходящих мужчин. Тут и эта бредовая прошлогодняя история с водопроводчиками, и еще раньше — меня трясет при одном воспоминании об этом — та скандальная «договоренность» с двумя садовниками в школе… Нет бы ей, сказала я ей перед завтраком, успокоиться с каким-нибудь солидным молодым человеком — с Тони Пикер-Смитом, например.

— Но, мамочка, — возразила она — она сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы, — мамочка, не хочешь же ты, чтобы я вышла замуж за клецку. Ты ведь не вышла замуж за клецку.

Я вздохнула.

— Твой отец, — сказала я, — человек… — я поискала подходящее слово, человек ПРЕДСКАЗУЕМЫХ пристрастий. Поэтому я и вышла за него замуж. Всегда знаешь, чего от него ожидать; с ним, так сказать, у тебя есть жизненное пространство.

Хилари только фыркнула.

— Но мне не нужно никакого жизненного пространства, мамочка! Не от мужчины, за которого я выйду! — Она повернулась ко мне лицом. Я сидела на краю своей кровати. Вдруг взгляд ее сделался чуть тревожным. — Мама, спросила она. — Ты что, снова перестала принимать таблетки?

Меня зовут леди Хок, я живу в Уоллоп-Холле, а Хилари — моя дочь. Когда несколько минут спустя мы вошли в столовую, Гарри уже с головой ушел в кроссворд из «Таймс». Стояло ясное августовское утро Помнится, я еще попросила Стокера, нашего дворецкого, подать мне почки. Мой сын Чарльз стоял в эркере и смотрел вниз, на поле для крикета.

— Идеальный день для игры, — сказал он. — Лучшего дня не придумаешь.

Я была не в настроении говорить с Чарльзом о погоде. Видите ли, это из-за Чарльза я так беспокоилась за Хилари. Такой импульсивный мальчик… не с просясь ни у кого, он пригласил к нам на выходные всю свою команду по крикету. Это не пришлось по душе Стокеру, но за него я беспокоилась гораздо меньше, чем за Хилари. Надо же, целая команда! Как я могла оставить Хилари без присмотра, пока они в доме? Все это было ужасно утомительно — быть начеку до самого их отъезда в Лондон, в воскресенье вечером, — и у меня снова начинала уже болеть голова. Вот тут Гарри и завел разговор о гнусных вампирах; только этого мне и не хватало. Все проблемы с молодыми людьми, видите ли, заключаются в том, что они ОХОТЯТСЯ за мной — так вышло с водопроводчиками и с садовниками тоже. Не то чтобы их намерения были мне так уж неприятны, но Хилари всего девятнадцать лет, в конце концов; так что, как бы я сама ни относилась к этому, мой первый долг как матери заключается в том, чтобы охранять ее. По-моему, в этом нет ничего неестественного, а по-вашему?

Уоллоп-Холл расположен в холмистой местности, в Беркшире, милях в пяти от деревушки Уоллоп — сонной кучки древних, полуразвалившихся домишек, двери которых обсажены жимолостью и шиповником, а внутри пахнет паутиной и плесенью. Здесь имеется одна-две лавочки, церковь, гостиница — и сельский луг, красивая полоска скошенной травы с лесом в дальнем конце и павильоном для крикета. Последний представляет собой викторианское сооружение, изобилующее шпилями и горгульями; Гарри утверждает, что это хороший образчик сельской готики. Лично мне оно представляется устрашающим, но так вышло, что через два часа я сидела в шезлонге рядом со старой моей подругой, Оливией Бабблхамп, обливаясь потом в ожидании начала игры. Светило солнце, и пушистые, чуть растрепанные по краям облачка мирно плыли по голубому небу. В ноздри приятно бил запах свежестриженого газона, и я говорила Оливии, что хотя с воображением у Тони Пикер-Смита туговато, он вполне даже неплох с точки зрения «жизненного пространства» — если бы Хилари только меня слушала.

Да, кстати, об Оливии: она славная женщина, но доверять ей не стоит.

— Мне кажется, милочка, — сказала она, — что если ты пытаешься подрезать девочке крылья, она назло тебе выкинет что-нибудь невозможное. Я сама едва не совершила той же ошибки с Дианой.

Надо же! Я ничего на это не сказала, и вы меня поймете, если я объясню вам, что Диана Бабблхамп уже три года как сидит в сумасшедшем доме после того, как в припадке безумия убила приходского священника.

Впрочем, сама Оливия даже не заметила, насколько неудачно ее сравнение; она продолжала вязать, напевая себе что-то под нос.

День и правда был очень милый. Народу собралось довольно много некоторые, как и мы, сидели в шезлонгах, другие расстелили на траве одеяла. Стрекотали насекомые, и в дальнем конце луга, у опушки леса, стояла в полоске солнечного света жирная корова и отмахивалась хвостом от мошек. Все такое мирное, такое пасторальное: покой в сердцах под небом Англии и так далее; почему же тогда меня не покидало ощущение УЖАСА? Несколько сельских игроков, в основном фермеры-овцеводы, лениво катали мяч по траве, но соперники еще не появлялись.

— Как ты думаешь, что с ними? — спросила я Оливию.

— Убей меня, не знаю, — ответила она, даже не отрываясь от вязания. Впрочем, она тут же подняла взгляд. — Милочка, — сказала она, — тебе, право же, стоило бы носить на таком солнцепеке шляпку — при тех-то таблетках, что ты принимаешь.

Я промолчала. Как я смогу приглядывать как надо за Хилари, если буду накачана пилюлями, как зомби? И тут произошла ужасно странная вещь: я вдруг увидела, как из головы Оливии полезли черви, сотни червей! Кожа ее приобрела ужасный желто-зеленый оттенок, и маленькие клочки сгнившей плоти начали отслаиваться от костей и падать ей в вязание. Как отвратительно от нее пахло! К счастью, это продолжалось не больше минуты. А потом, слава Богу, появился Гарри.

Куда бы Гарри ни пришел, его появление никогда не становится кульминацией. Конечно, его встречают с радостью — в конце концов, он настоящий сквайр, — но стоит ему зайти, как все развивается по одному и тому же сценарию: оживленные приветствия, а потом он идет к бару. Не было исключением и это утро, разве что на этот раз он задержался возле нас с Оливией и спросил, благослови Господи его душу,