глаза.

Вошла Марья Степановна, подошла к девочке, крепко обняла ее и разрыдалась.

— Что ты, бабенька… голубушка моя… родная… — твердила Люба, целуя ее. — Ведь я теперь совсем здорова.

— Уж как хотите, Петр Петрович, — сквозь радостные слезы проговорила старушка, — а завтра непременно надо молебен отслужить…

6

Наступила зима, пришли с нею короткие дни, длинные вечера, холод и морозы. По-прежнему мирно и спокойно жили Миловидовы: Петр Петрович ходил на службу, Люба — в школу, а Марья Степановна занималась хозяйством. Все последнее время старушка казалась печальною и озабоченною, и однажды вечером, когда Люба готовила свои уроки, она вошла к мужу и притворила за собой дверь.

— Уж как знаете, Петр Петрович, — шепотом заговорила она, — а Любашу непременно надо в гимназию Отдать: только тогда наша совесть может быть спокойна.

— Я сам все об этом думаю, Машенька, да трудно-то как будет, какие наши средства; уж не знаю, как и быть…

— Как-нибудь обернуться надо. Нельзя же ее неученою оставить, — ведь в школе ее не научат тому, чему в гимназии, да и свидетельства не дадут.

— Хорошо, я непременно об этом подумаю, Машенька, соображу; может, что и придумаю…

Прошло несколько дней. Как-то вечером, когда Люба спала, Петр Петрович позвал к себе Марью Степановну.

— Ничего я другого не мог придумать, Машенька, — сказал он. — Вот, возьми дедовские часы, продай, наверно, много дадут…

— Что вы, Петр Петрович, голубчик! — испуганно заговорила Марья Степановна. — Такую — то памятную вещь… Ведь вы ими так дорожите.

— Э, полно, что тут толковать; нет у меня такой вещи, которую я бы пожалел для нее — и старик взялся за газету.

Наступившей осенью Люба поступила в гимназию. Трудно было Миловидовым, во всём они обрывали себя, но ни разу не пожалели, что приютили у себя ребенка.

— Учись, моя девочка, хорошо все знать, худо неученой-то быть, — часто говаривала Любе Марья Степановна.

— Ах, баба-Маня, я рада учиться, — отвечала, улыбаясь, Люба. — Да только вот ты неученая, а какая хорошая, добрая…

— Нет, ты не говори так, деточка: я часто горевала, что не учили меня, так совестно, что ничего не знаешь, а знать-то многое хотелось.

И когда Люба по вечерам готовила свои уроки, то Марья Степановна, хотя многого и не понимала, но всегда с благоговением и любовью слушала, как учится её Любаша.

Старательно училась Люба и перешла в другой класс. О, какой это был счастливый день в её жизни, и, право, вряд ли какой-нибудь ребенок, получивши дорогой подарок за свое прилежание, радовался более, чем Люба при виде радостных слез на лицах добрых её стариков.

7

Прошло слишком 10 лет с тех пор. Люба кончила учиться и сама учила детей в гимназии.

Уже несколько лет, как умерла Марья Степановна. Я не стану описывать, какое это было горе для Любы и Петра Петровича, только они и до сих пор не могут забыть о своей потере. Они переехали на новую квартиру и зажили вдвоем.

Берегла и лелеяла Люба своего дедушку и, как он для неё, малютки, так теперь она для него, старика, припрятывала лучшие кусочки и старалась, чтоб он ни в чем не терпел недостатка.

Петр Петрович сильно постарел, бывал часто капризен и сделался совершенным ребенком.

— Что это у тебя за письмо, Любаша? — спросил ее как-то раз старик, увидев на столе запечатанное письмо.

— Да это так, дедушка, деловое… Надо послать…

— Что же за секреты у тебя от меня! Странно, прежде не бывало…

Старик, видимо, был недоволен.

— Да что вы, дедушка, дорогой мой, вовсе не секреты, да стоит ли говорить…

— Конечно, не зачем. Дедушка стар стал, ничего не поймет, — и старик совсем разобиделся.

— Полноте, дедушка, голубчик, зачем вы так говорите! Да если вам так хочется знать, я, конечно, скажу. Завтра день ангела бабушки. Для меня дорог этот день, дорога память о ней… На-днях я прочитала в газете, что одна семья — в крайней нищете; я скопила немного денег и хочу им завтра отнести…

Люба замолчала. Перед ней, как живой, встал незабвенный, дорогой образ старушки, вспомнились прежние дни детства, воскресла в памяти вся прошлая жизнь в старом деревянном домишке… Она опустила голову и глубоко задумалась.

Задумался и Петр Петрович…