гораздо удобнее.
— А у тебя достаточно денег, чтобы я мог не работать? — спросил он.
— Достаточно, Комин.
— Ну, это уже кое-что, — сказал он. — Хотя я, вероятно, устал бездельничать и снова вернусь к работе. Есть только одно…
— Да?
— Ты должна кое-что понять, Сидна. Я не тот парень, который познакомился с тобой. Я немного изменился внутренне.
— Кажется, немного.
— Но это так. Ты не любишь жить в своем лунном замке, потому что ненавидишь его. А захочется тебе жить с ненавистным человеком?
— Я не буду ненавидеть тебя, Комин.
— А сможешь?
— Я попытаюсь. Давай попробуем.
Он отвернулся и махнул официанту, затем опять повернулся к ней, и странная боль вновь перехватила его горло, боль от потери, изгнания, угасающего стремления.
Я качусь назад, назад к Арчу Комину, и не хочу этого. Я забываю, как это было, как это могло бы быть, и всю свою жизнь я буду думать об этом и желать вернуться, и бояться…
Пусть это проходит, подумал он. Это, наверное, второсортно — быть только человеком, но это удобно, это удобно…
Он поглядел через стол на Сидну.
— Выпьем за это?
Она кивнула и протянула свободную руку. И когда он взял ее, рука задрожала в его ладони. Она сказала:
— Все так внезапно, что мне не хочется пить. Мне хочется плакать.
И она заплакала.
Конец
