Литвек - электронная библиотека >> Константин Георгиевич Калбазов >> Альтернативная история >> Гроза

Калбанов Константин Георгиевич

Рыцарь ч.4

Гроза


ГЛАВА 1

— Кто там? — Голос старухи Арии, звучал глухо и надтреснуто. В нем чувствовались страх и напряжение. Было от чего. Еще с утра по селу пошли нехорошие разговоры, о том, что старая знахарка, не просто лекарка травница, повитуха и во всех болезнях сведуща, она оказывается, колдунья и навела порчу на невестку старосты, вот та и занедужила, разродившись мертвым ребенком, да и сама богу душу отдала.

Об этом на всю округу трезвонил староста, поддерживаемый как своими близкими, так и близкими невестки. Оно и понятно, народиться должен был первый внук, и ведь мальчонка должен был быть, у старшего сына, только год назад оженившегося, да и сваты его тоже сильно убивались, покойница была их отрадой, единственная дочь, среди четверых оболтусов, взращенная. Были у них и еще дети, двое пацанов и три девочки, да Господь прибрал невинные души еще в младенчестве. В общем, горе у людей, понятно. Но почему ее-то клеймить, связью с нечистым.

Все бы ничего, такое уже было и не раз. Не всех удавалось вызволить из лап костлявой, да только в этот раз, похоже было так же серьезно, как и с ее дочкой, которую вознесли на костер, за колдовство. А что она-то сделала, вылечила бродяжку, прибившегося к ним совсем хворым, а тот подиж ты, оказался беглым еретиком. Вот и обвинили ее в пособничестве слуге сатаны, так как, де тот от гнева божьего помереть должен был в горячке, а она прислужница нечистого, своего соратника с того света-то и вынула, чтобы тот и дальше нес ученье сатанинское. А развеж лекарка настоящая могла пройти мимо болящего, да помощь посильную не оказать, если Господь ей дал силы и знания.

Тогда старуха попыталась в сторонке отмолчаться, дочке помочь не могла, сама бы сгинула, да все бы ничего, а вот только внучка на ней осталась. Кто о сиротке позаботится, кому она нужна, коли и мать и бабка инквизицией за колдовство казнены? Хотела отмолчаться, да только и ее к ответу призвали. Она тогда глянула в скорбные глаза дочери и прочла в них и горе, и мольбу, и волю последнюю. Стала она против дочери свидетельствовать, тем и сама спаслась и внучку без присмотра не оставила.

Она тогда боялась смотреть в глаза дочери, только когда ее на костер вознесли, она и решилась хоть в последний раз взглянуть на дочь и взгляды их встретились. К хворосту уже факел подносят, а дочка на нее пристально смотрит, и не было в том взгляде ни осуждения, ни проклятий, а только любовь и благодарность. Три года минуло, а крик дочери, когда пламя к ней подобралось, и по сей день в ушах стоит.

Оно казалось бы и ничего, пошумит староста, да родственники его и все пройдет. Осадок оно конечно останется, но всем люб не будешь. Но видать не в этот раз. Хотя инквизиторских дознавателей пока и не было, но вот священник их приходской, как-то так вскользь помянул дочь ее, мол если дочка служкой сатаны оказалась, так ее кто-то научить этому должен был. А ктож ее лекарскому делу учил-то? Ясное дело бабка Ария. И по всему выходило, что в селе завелось гнездо сатанинское. А к какому выводу могли еще прийти крестьяне, если даже падре на то указывает. Вот и выходит, что если сам же падре за нее не заступится, то ее без суда Божьего на костер вознесут, да еще и внучку ее шести годовалую вместе с ней пристроят. Бывало уже такое. И никто их не осудит, а еще и весть разнесут, о том, что селяне де сами сатанинское отродье извели.

Бежать нужно было. Да куда она могла бежать-то. Годы не те. Внучку жалко. Если за самой Арией грехи водились, а кто без греха, то дите было совсем безгрешно. Нежно прижимая к себе маленькое тельце, бабка для себя уже решила, что как только поймет, что выхода нет, то сначала внучку зельем опоит, а потом и сама вслед отправится. Как ни будь уж вымолит она у господа, чтобы он внучку в рай забрал, а сама… Кудаж детоубийце, гореть ей в гиене огненной, но то ничего, вот лишь бы внучку…

— Бабушка, откройте. — Настойчиво доносился из-за Вери голос, незнакомый голос. За многие годы, она почитай каждого в селе в этот мир приняла, да с хворями через нее прошли все, так что и в этом селе и в лежащих окрест она знала всех. А вот этот голос был не знаком. Молодой такой, сильный голос.

— Дак спрашиваю же, кто?

— Уж не жечь вас пришел точно, тем кто пожечь вас хочет стучаться незачем, не такая уж и крепкая дверь, вышибут на раз.

А что тут скажешь, прав парень, как есть прав. Дверка и впрямь хлипенькая, а крепкая-то и не нужна была никогда. Домик ее стоял на отшибе, у кромки леса, сколько добра они с дочерью за многие годы селянам сделали, а за частокол их так и не допустили. Однако не боялась она ни лихих людишек, ни селян. Лихие они тоже люди и хвори их так же одолевают, а как так, то к кому, к ней, благо разницы она никогда не делала, раб божий в лечении нуждается, развеж она может не помочь. Селяне, те только с просьбой, а если так как сейчас, то и крепкая дверь не поможет, не сумеют вышибить, вместе с домом пожгут.

Тяжко вздохнув она отодвинула засов и открыла дверь. В лунном свете перед ней предстал молодой человек, высокий и крепкий, голос прямо подстать ему. Смотрит на нее улыбается, открыто так улыбается, по доброму, без хитрости и корысти. Видать просто радуется тому что бабка ему поверила и дверь отворила.

— Чего тебе?

— Бабушка Ария, бежать вам надо. Прямо сейчас бежать. Я из села, так там на площади перед церковью староста распаляется и народ заводит, чтобы пожечь вас, да вместе с внучкой. А падре рядом стоит, обвинений не высказывает, но и в защиту ни слова не проронил.

— Вот и с дочкой моей, все стоял и молчал. А ведь мы с дочкой, было дело, его с того света возвернули.

— А то вы не знаете какова она благодарность людская.

— Да знаю я, знаю. А ты стало быть решил спасти меня?

— Ну, да.

— А почто так-то?

— Бабушка вот давай мы об том поговорим в пути. Меня ведь тоже могут начать искать. Ктож нормальный, в ночь выедет за частокол.

— А почему я тебе верить-то должна? Может ты все и придумал. — Однако в этот момент она поняла, что ничего парень не придумал, потому что даже здесь было слышно как в селе поднялся разъяренный рев толпы.

— И теперь не веришь, бабушка?

— Верю. — Вздохнула старуха. — Только не понимаю я.

— Потом, все потом. Бери внучку и в телегу. Быстро. Да вещи не бери, иначе конец и тебе и внучке, да и мне в придачу.

Что она могла сказать на это? А нет времени что-либо говорить. Бежать надо. Схватив затихшую окончательно и только лупающую испуганными глазками внучку на руки она вскочила из домишки, как была и повалилась в солому, постеленную на дно телеги.