Проза

Николай Горнов Бриллиантовый зелёный

^{Иллюстрация Николая ПАНИНА}

На самом деде его зовут Сергей, но всем он представляется как Светозар. Вы его легко узнаете. Это я вам гарантирую. Всегда розовощекий, робкий, улыбающийся смущенно, он придвигается левым боком, зажимает собеседника в самый дальний угол, откуда уж совсем никак не вырваться, украдкой протягивает руку и говорит, понизив голос до заговорщицкого шепота:

— Очень приятно. Зовите меня Светозар. Я занимаюсь прикладной уфоистикой.

Самые начитанные тут же нервно переспрашивают:

— Уфологией?

— Нет-нет, — начинает протестовать Светозар. — Уфология — это псевдонаука, как справедливо отмечает Комиссия по борьбе с фальсификацией научных исследований при президиуме Российской академии наук. Я же являюсь специалистом в области уфоистики. Причем именно в части ее прикладного использования.

А после крепкого и сухого рукопожатия он обязательно оглянется, словно проверяя, не подслушивал ли кто этот разговор, имеющий, как минимум, среднюю степень секретности.

Любую секретность Светозар обожает. А ко всему обыденному, не имеющему никакого смысла для специалистов по засекречиванию, относится с откровенным презрением. Вещей, предметов и явлений, не любимых и даже ненавидимых Светозаром, столь большое количество, что их бесполезно даже пытаться перечислить. Почему-то особо сильные приступы раздражительности вызывают у него официальные источники информации. Ему совершенно не важно, в каком виде они существуют — в форме единичного пресс-релиза, вырвавшегося из темных глубин органов власти, или в виде массовой газеты, — он одинаково ненавидит их все.

Но еще более странной мне всегда казалась нелюбовь Светозара к трамваям.

— Почему мы не можем поехать на трамвае, он же пустой? — бывало, удивлялся я, когда замерзал на пустой зимней остановке в окружении неработающих примороженных фонарей.

Но Светозар в ответ только хмурился. А если снисходил до пояснений, то они всегда были предельно краткими:

— Потому что он красный. Ты что, сам не видишь?

А когда я, закипая от раздражения, все же пытался выяснить, что изменилось бы, будь трамвай, например, зеленого цвета, он вообще замолкал. Либо говорил с усмешкой: мол, зеленых трамваев не бывает в природе, поэтому такие предположения лишены всякого смысла.

И в этом с ним трудно не согласиться. Зеленых трамваев мне не доводилось видеть в нашем относительно большом городе ни разу…

Разными оттенками серой секретности Светозар тщательно раскрашивает и свою личную жизнь. На все вопросы о трудовой деятельности он либо отвечает невпопад, либо отделывается ничего не значащим набором слов типа: «Моя работа носит системный и многозадачный характер». Не любит Светозар и расспросов о личной жизни. Семейное положение всегда характеризует одной и той же фразой, отточенной до остроты бритвы: «Женат и любим!». К себе в гости никого и никогда не приглашает. Мне понадобилось несколько лет знакомства (дружба — это слишком пафосное слово), чтобы я смог узнать, где он вообще живет. А до этого все наши многочисленные встречи происходили у меня дома или на ничейной территории.

Зато сведениями о детстве Светозар делится охотно, явно гордясь своим статусом коренного петербуржца. Обычно он говорит, что родился первого октября одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года в Купчине, в спальном районе города Ленинграда, в семье вузовских преподавателей. Отец его был намного старше матери, всю жизнь отработал в Ленинградском технологическом институте, защитил там докторскую диссертацию, получил звание профессора и после пятидесятилетнего юбилея возглавил кафедру. Мать при жизни отца преподавала в нескольких высших учебных заведениях Ленинграда русскую литературу второй половины XIX века, а перед пенсией, когда уже осталась одна, работала экскурсоводом.

Особо терпеливым Светозар может сообщить, что дом его детства стоит восьмым по счету на улице, названной именем венгерского революционера Белы Куна. А если находится в особо приподнятом настроении, то обязательно добавит, что по материнской линии он связан пуповиной с городом Алексеевка Белгородской области, где проживали в доисторические времена его дед и бабка, а сейчас обитают какие-то троюродные племянники и племянницы по фамилии Шаповаловы.

На улице Белы Куна, по уверению Светозара, прошли все его школьные и студенческие годы. Мне он однажды признался, что в детстве и юности был нелюдим, друзьями обзаводился трудно, поэтому, мол, много читал, особенно классиков (с такой мамой не читать Чехова и Достоевского невозможно), а потом нашел себе отдушину в спорте и рок-музыке. Поступив без особых проблем на исторический факультет Ленинградского университета, зауважал «Блэк Саббат», «Лед Зеппелин», «Эй-си Ди-си», «Джудаст Прист», а культовый «Дип Пепл» полюбил так, что к пятому курсу ухитрился собрать все их альбомы, отстегивая портовым спекулянтам бешеные по тем временам деньги — от пятидесяти до семидесяти рублей за один лейбл.

Как он зарабатывал деньги — история умалчивает. Видимо, помогало еще одно студенческое увлечение — фотография. К тому же он немного занимался спортом (греблей, волейболом и легкой атлетикой), но никаких достижений в этой сфере за собой не числит, поскольку в те годы почти все занимались чем-нибудь. Лично мне, рожденному не на окраине Питера, а в самом центре Среднего Урала, эти немногочисленные автобиографические экзерсисы опостылели быстро, я скачал с сайта Кремля биографию третьего президента России, ткнул Светозара носом в блеклую распечатку и очень вежливо поинтересовался: не знаком ли он, случаем, со своим земляком?

— Нет, не знаком, — со вздохом ответил Светозар, глядя мне куда-то в левое ухо.

— Ну а почему? — не отступал я. — Вроде бы вы ровесники, выросли в соседних домах, учились, видимо, в одной школе, читали тех же писателей, слушали одинаковую музыку и даже девичьи фамилии ваших матерей созвучны — Шапошникова и Шаповалова. И как же тебе ни разу не удалось встретиться с юным Димой Медведевым?

— Сам удивляюсь, — смутился Светозар. Потом дернулся, как от удара током, привычно огляделся по сторонам, приблизил потрескавшиеся от мороза губы к моему уху, понизил голос до шепота и жарко пробормотал: — Хочешь верь, хочешь нет. Как хочешь, в общем. Я сам только недавно… Тогда-то меня и торкнуло. Провел, в общем, расследование, а потом увлекся и с исторических наук полностью на уфоистику