переплетах. Положил их на стол передо мной.

— Узнаете?

Странно, я их помнил почему — то другими — гораздо толще и внушительней.

— Я хочу вас попросить вернуть эти дневники по принадлежности. Предупреждаю, — Новиков усмехнулся, — копии с дневников можно снимать только с разрешения владельцев. А вот уже специально для вас перепечатанные копии протоколов следствия, — на стол легла стопка машинописных листов. Немного подумав, Новиков взял конверт с недочитанным мною письмом Васениной и протянул мне: — В этих же материалах есть и мое письмо к вам. Я ведь не знал, что мы встретимся. Вас не удивил мой звонок в гостиницу?

— Да, Николай Васильевич, не ожидал…

— Я увидел вас в окно. Постучал в стекло. Но вы так быстро ходите. Я стучу, а вы… — Новиков вдруг засмеялся.

Новиков смеется! Ото была вторая неожиданность для меня. Я не помнил его смеющимся. Я поймал себя на том, что смотрю на этого человека так, как будто только что с ним познакомился. Впервые замечаю, что волосы у него какие — то пегие, наверное, от седины, что на макушке хохолок, а мне всегда казалось, что голова у него, как прилизанная.

Я чувствовал себя захваченным врасплох. У меня в руках те самые тетради, которые я хотел заполучить полтора года назад. И дал их мне тот самый Новиков, у которого я так долго и безуспешно их выпрашивал.

Мы проговорили еще около часу. Новиков снова бесстрастным тоном напомнил мне основные положения своего заключения. Я отвечал ему. Мы опять говорили на разных языках.

Шагая на вокзал по скрипучим тротуарам, я думал: зачем же все — таки Новиков пригласил меня зайти к нему? Почему именно теперь он предоставил в мое распоряжение все материалы по тому делу? В памяти, заслонив все прочие дела и заботы, всплыла моя первая командировка в этот далекий приполярный городок.

3

Их искали на территории в пять тысяч километров, территории, которую трудно представить, не имея перед глазами крупномасштабной карты. Их имена в течение четырех дней повторялись в десятках телеграмм и рапортов, разносились по всему Уралу радиостанциями…

Вечером 11 февраля 1962 года телеграф посеял первую тревогу: «Всем председателям городских, поселковых и сельских Советов северной группы районов. 10 февраля истек контрольный срок выхода из тайги отряда туристов физико — технического института в составе восьми человек. Руководитель похода Сосновский. Предполагаемые пункты выхода: Бинсай, Ловань, Точа. Сообщите имеющиеся сведения. Зам. председателя облисполкома Турченко».

Они не вышли ни в Бинсай, ни в Ловань, ни в Точу…

О группе Сосновского мы в редакции узнали 13 февраля. В тот же день мне было приказано вылететь в Кожар, где должен был находиться штаб поисково — спасательных работ.

Меня не хотели брать, самолет был грузовой, до отказа нагруженный ящиками. Летчики везли в Кожар консервы, масло, палатки, спальные мешки, радиостанции. Продукты и спасательное снаряжение были, разумеется, важнее корреспондента, но мне все же удалось пристроиться. Известно, что авиация к журналистам питает слабость.

Я так спешно собирался в командировку, что не знал толком, все ли захватил необходимое. Когда самолет набрал высоту, где меня уже не могли высадить, я вывернул карманы.

Блокнот, фотоаппарат, командировочное удостоверение. Все на месте. Пункт назначения — Кожар, а там куда бог пошлет. Редакторское напутствие — несколько листков. На первой страничке — восемь фамилий, обведенных жирной рамкой, фамилия Сосновского подчеркнута.

На второй страничке — набросок карты. От Кожара — к деревушке Бинсай и далее по какой — то речке — пунктирный след. След обрывается у горной вершины. «Рауп, 1680 метров?» Век живи — век удивляйся: никогда не предполагал, что наш редактор так ловко умеет чертить карты.

У начала пунктирной линии дата: «26 января». Насколько я помню, из торопливого рассказа редактора — это единственная дата и вообще факт, в котором никто не сомневается.

На следующих листках были какие — то фамилии, обрывки фраз: «Контрольный срок?… Продукты. На сколько?… Штаб. Турченко. В ВЦСПС уже знают. Оружие? Рация не полагается… Нападение заключенных? Снежный обвал?… Что за озеро у подножия Раупа?…» Вручая эти листки мне, редактор, сказал: «Ничего, на месте во всем разберешься».

В Кожар самолет прилетел ночью.

Проплутав с полчаса по сугробам, я пересек по едва различимой тропке долину реки и выбрался на крутой берег. Вокруг лежала непроглядная темень, кое — где просверленная красновато — желтыми огоньками. Прямо передо мной возвышалась гостиница — старое, скрипучее двухэтажное здание.

В гостинице начались долгие препирательства с администраторшей. Оказалось, в спешке я забыл дома паспорт. Выручил высокий сухопарый полковник. Он вышел откуда — то сбоку в зеленой меховушке со стаканом в руках. У него было длинное лицо, на котором поблескивали золотые очки. Узнав, что я корреспондент и что я разыскиваю Турченко, полковник Кротов провел меня в продолговатую, битком набитую людьми комнату. Летчики в кожаных куртках, туристы, заросшие, грязные, с воспаленными от ветров глазами, двое военных и пожилой полный мужчина в штатском. У окна, грузно навалившись на стол, сидел человек в полувоенном темносинем кителе. Это лицо мне знакомо. Григорий Васильевич Турченко — зам. председателя облисполкома.

В комнате душно, облака табачного дыма, пахнет мокрой кожей, потом и бензином.

Турченко, видимо, тоже недавно прибывший сюда, выясняет обстановку, задает вопросы, подчас резкие и язвительные. Отвечают ему то полковник, то летчики, то полный пожилой мужчина и еще один человек в штатском — кареглазый брюнет, которого я вначале не заметил. И среди этого гама полковник, который привел меня, ухитряется что — то писать.

Я вытащил блокнот, стал слушать и записывать. Два вертолета МИ–4, три самолета АН–2 и четырехместный ЯК–12–таков состав эскадрильи, спешно стянутой в Кожар из разных мест. Но, насколько я мог понять, вся эта эскадрилья второй день безуспешно болтается в воздухе на высоте полторы — две тысячи метров. Горы закрыты густой облачностью, даже на аэродром налетают частые бураны.

Из ответов на вопросы Турченко я уловил, что к сегодняшнему вечеру в поиски втянуто около шестидесяти человек: летчики, радисты, местные жители и специальные спасательные отряды, составленные из альпинистов и туристов — перворазрядников. Кроме того, два отряда туристов, только что вышедшие из тайги и проделавшие трехсоткилометровый лыжный поход, приехали в Кожар выручать своих товарищей. Они еще не успели отдохнуть и привести себя в порядок.

Кто — то