держась за щеку и только что не подвывая. И незаметно для себя вышел к «заведению» Камары. И тут от зубного недуга не осталось и следа: под знакомым навесом сидели все его инженеры и… уплетали за обе щеки кто вареное мясо, кто вяленую рыбу, кто поджаренный картофель.

Если бы еще вчера кто-нибудь отважился предсказать ему, бывшему личному повару французского губернатора, что он встретит белых людей под этим навесом, за этим грубым столом и своими глазами увидит, с каким аппетитом те будут поедать грубую пищу, весело переговариваясь, улыбаясь, если бы ему отважились предсказать такое еще вчера, — он лишь посмеялся бы. Да, просто посмеялся бы, даже не снисходя до спора…

Мамаду попятился за стену казы: не хватало, чтобы на него обратили внимание, чего доброго подумают, будто следит за ними. Так вот куда взяли они за правило прогуливаться каждый раз после изысканного обеда, приготовленного воспитанником парижских кулинаров!

Но каков Камара, старый шакал! Чем-то же сумел их приворожить. Уж не колдовство ли тут?..

3

Раздвигая длинной палкой прибрежные камыши, Мамаду медленно шел вдоль сонной реки, напряженно вглядывался в зеленый сумрак. Стоило траве перед ним чуть шевельнуться, он стремительно кидался вперед, готовый накрыть добычу самодельным сачком. Однако в большинстве случаев тревога оказывалась ложной, в зарослях мелькала совсем не та дичь, за которой охотился.

Дорогу преградил довольно большой валун. Мамаду поленился обходить, вспрыгнул — валун качнулся, повар потерял равновесие, упал в камыши. Сумка отлетела в сторону, раскрылась, из темного зева принялись сигать один за другим упругие зеленые комочки.

— А, дьяволовы отродья, — вскричал, досадуя, Мамаду, — все равно вы отправитесь в суп!

Дотянулся до сумки, готовясь закрыть застежку, и внезапно услышал над собой знакомый голос:

— Уважаемый Мамаду что-то ищет? Не нужна ли помощь?

Этот проклятый Камара определенно за ним шпионит! Мамаду оставил его возле плиты, наказал никуда не отлучаться, и вот — чертова ехидна уже здесь.

— Да, ищу, — рявкнул повар, решив, что теперь не к чему скрывать свое намерение, — ищу лягушек, и помощь уважаемого Камары будет очень кстати!

Так наказал старого шакала, заставив вместо себя продолжать охоту на ослизлую дичь.

Сам же поспешил домой: пора было приниматься за салат, предназначенный для сегодняшнего обеда. Для особого обеда.

После того случая, когда узнал о коварстве и предательстве своего помощника, Мамаду, не показав и вида, что о чем-то догадывается, стал не просто слепо следовать парижским рецептам, а комбинировать, изобретать новые утонченные блюда. Он понимал, что разрушить колдовские чары и увести инженеров из-под навеса Камары в силах лишь самое высокое поварское искусство, неожиданного конкурента можно низвергнуть только в результате длительной и упорной осады.

Генеральное сражение намечалось дать сегодня. Благо, представился прекраснейший повод: вчера инженер Женя сказал, что к нему приедет на денек погостить старый друг, инженер Толя, который занят прокладкой соседнего участка этой же самой железнодорожной трассы. Ну, а коль скоро приедет гость, нельзя обойтись без праздничного обеда.

Конечно, Мамаду не располагает возможностью выставить такие деликатесы, как блюда из креветок, устриц, улиток, акульих плавников, змеиного брюшка, но все же постарается составить достойное меню: салат из цветной капусты, суп-пюре из телячьей печенки, омлет из фазаньих яиц. Ну, а сверх программы, в качестве особого лакомства, подаст лягушечьи лапки в чесночном соусе — последний парижский рецепт. Да поможет ему аллах посрамить нечестивого Камару!

…Инженер Толя приехал под вечер. Так как было точно известно, что он приедет, Мамаду уговорил команданте Гагарина немного повременить с обедом, хотя у него, Мамаду, давно все готово.

И настал час, которого ждал повар. Инженер Женя представил присутствующим своего друга, такого же молодого, такого же крепкого, только более высокого ростом, чем он сам, и все тут же сели за стол. Сели за стол, налили по рюмке вина, стукнули зачем-то рюмки одна о другую, выпили и стали закусывать салатом из цветной капусты.

— О, какая прелесть! — перевел Сике для Мамаду восхищение инженера Толи; салат и в самом деле удался, и похвалу гостя Мамаду мог принять без ложной скромности — Какая прелесть! Между прочим, Марк Твен говорил, что цветная капуста — это капуста с высшим образованием.

— Если еще к высшему образованию капусты, — нашел возможным похвастаться инженер Женя, — прибавить высшее образование повара.

Здесь он с привычной лукавой улыбкой оглянулся на Мамаду.

— Товарищ Мамаду учился в Париже.

Так он, оказывается, знает об этом! Гость тоже с любопытством посмотрел на Мамаду.

— Да, я немного учился там, — скромно подтвердил повар, предвкушая момент, когда подаст на стол лягушечьи лапки в чесночном соусе. — Один раз даже был на кухне в Елисейском дворце.

Когда Сике перевел присутствующим эти слова, инженер Толя предложил выпить за искусство Мамаду, а после того, как все, в том числе и Камара, за которым ревниво проследил повар, с удовольствием выпили, гость сказал со вздохом:

— А мы так было замаялись с нашим кулинаром…

— Что так? — спросил команданте Гагарин.

Мамаду, заинтересовавшись промахами своего неизвестного собрата, подсел к переводчику:

— Будь другом, Сике, как можно подробнее!

Тот лишь подмигнул успокаивающе.

— Что так? — повторил команданте Гагарин, обращаясь к гостю,

— Понимаете, наш Муса хотя в Париже и не учился, но много лет был личным поваром у французского плантатора. Плантатор же, как и все члены его семьи, никогда физически не работал, большую часть времени проводил за приятными беседами, развалившись в шезлонге, и требования его к пище были совсем не такими, как наши.

— Требования гурмана, тонкого ценителя тонких блюд.

— Вот именно… Ну, Муса и привык к тому, что для белого человека нужны самые изысканные кушанья. И вот приезжаем мы, тоже белые люди, которые в его представлении отличаются одним: тех он боялся и ненавидел, нас же уважает и ценит, как истинных друзей. Значит, надо тем более постараться, и он начал потчевать нас этакими тертыми-перетертыми супами, кашками, киселями и прочей диетической пищей…

— Буржуазно-диетической, — вставил инженер Женя под общий смех.

— Можно и так определить, — согласился гость. — Словом, полуголодное существование влачить стали. Приедем с трассы, за день, что черти, уработаемся, тут бы поесть как надо, а Муса тащит на стол пропущенный через ситечко