голову в колени, Петя робко подошел и сел рядом с ней.

— Прямо не знаю… — Оса поглядела на друга, приподняв голову. — Мы так хорошо купались, и вдруг… Я стояла по пояс в воде, хотела нырнуть и вдруг… От вида текущей воды все разом нахлынуло… И ночь на берегу возле пасеки, и теплоход, под который мы чуть не попали, и самая страшная ночь на колесе обозрения. Прямо не знаю, что на меня нашло… Но как я представила… Вот… — Она сквозь слезы улыбнулась мальчику. — Извини…

— Что ты! — ответил Петя. — Ты плачь, не стесняйся! Я так тебя понимаю! Лучше выплакать все — и забыть!..

— У меня так и получается… — опять улыбнулась Оса, вытирая тыльной стороной ладони, опухшие от слез глаза.

Тут прибежал Бимбо и, втиснувшись между друзьями, стал вертеть головой, стараясь лизнуть в лицо то Петю, то Осу, как бы прося успокоиться и заодно напоминая, что он совсем не лишний в их компании.

Это было так щекотно, что Оса невольно захихикала. В этот момент до них донесся гулкий звон: это командор ударил в «гонг» — то есть ударил половником по днищу большой кастрюли, оповещая всех, что уха готова и что пора собираться к «столу».

— Ну что, пошли? — спросил Петя.

Оса кивнула и встала. И они побежали навстречу ароматному запаху «осетровой солянки», как называл это блюдо командор, навстречу чудесному дню и еще многим-многим прекрасным дням.