Ворон ворону…
Старший прапорщик был похож на шахматную фигуру. Весь будто вырезанный из темного дерева, как неживой. Скорее всего, он был «ладьей» — вправо-влево, вперед-назад. Никаких диагональных действий или мыслей. «Пропуск. Не надо объяснять. Пропуск. Документы. Я не старик, мне сорок лет. Не знаю Хемингея. Не надо объяснять. Машина арестована. Что это? Какие фильмы? Где пропуск на проезд по Кабулу? Где сопровождение? Почему в Теплом Стане, а вы тут? Я не старик».
«Без мазы, Сабир,» — сказал я на ухо второму переводчику, тоже двухгодичнику, лейтенанту Назимову. — «Заберет машину, один хер. Езжай с ним, а мы с Алимовым тут подождем, вон — царандоевцы, похоже, ментовка у них тут, продержимся». У трехэтажного дома, со всех сторон облепленного открытыми амбразурами овощных дуканов («хорошо живут, ребята», — подумал я), кучковались афганцы в серой форме, шушукались, хихикали и пальцами тыкали в нашу сторону. Офицеров среди них видно не было.
Смешно, конечно, русские русских арестовывают — и перевод не нужен: патруль с красными повязками тормознул ГАЗ-66, пассажиры менжуются, руками машут, что-то пытаются доказать старшему патруля. Из кунга выгружаются круглые коробки с фильмами (советские фильмы, про борьбу с плохими басмачами, но на языке дари, для показа местному населению).
Броня — БТР и БРДМка звуковещательная — осталась в 181-м полку, а мы с Сабиром решили дуриком по Кабулу прошвырнуться, чеков поменять маленько (курс, якобы, тут повыше, чем в Баграме), водки вкусной прикупить, а заодно и фильмы поменять в Центре культуры; первый раз пропуск спросили, сразу и влипли.
Микро «генерал-полковник» сел в кабину с Назимовым, двое патрульных солдат забрались в кунг. Машина взяла курс на штраф-стоянку. Мы с маленьким (значительно ниже среднего роста) узбеком Алимовым и пятью железными коробками остались куковать на узкой улочке хрен знает в каком районе Кабула. Сейчас я уже и не помню, как за нами собирались возвращаться. Просто выгрузили — и все.
Нас окружила небольшая группка пацанов. Бачата с виду были не агрессивны, но один засранец все норовил прихватить Алимова за откинутый приклад автомата. Узбек сделал угрожающий выпад стволом, сопляки со смехом отскочили на полшага.
«Э, брат», — без улыбки сообщил тот, что хватался за приклад, — «тут советский нету, видишь?» По-ленински, ребром ладони вниз, выставив руку, он обвел окрест, включая царандоевцев, все так же подпиравших стены своего околотка. Мысленно прокрутив варианты, я пришел к выводу, что особо нам ничто не угрожает, но и торчать тут как «на Плющихе» ни к чему. Демонстративно достал из пистолетного кармана бушлата пристегнутый за шнурок ПМ, хотел было передернуть затвор, но вовремя вспомнил, что патрон уже в патроннике, и опозориться не успел. Зачем-то дунул в ствол и сунул железку обратно, уже направляясь к солдатам (конечно, это был не царандой, казарма какая-то).
Вежливо поздоровался с сарбозами и попросил пригласить офицера. Минуты через три вышел аж целый туран — капитан по-нашему. Чтобы в низенькую дверь (берегут тепло ребята) пролезла метровой высоты тулья его фуражки — явный самопал — ему пришлось согнуться в три погибели. Радости в его глазах я не заметил, да мне и не она нужна была — мне был нужен телефон.
В моей записной книжке имелся номер бывшего выпускника нашей кафедры — Мирзы. В Афганистане он находился уже несколько лет. Ничего особенно конкретного о нем мне не было известно. Наша преподавательница Виринея Стефановна, диктуя его кабульский телефон (зачем он ей его давал — непонятно), сообщила мне ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы понять — Мирза из КГБ. Аббревиатура ГРУ тогда еще не была в ходу у непосвященных.
Туран проводил меня на второй этаж и указал на городской аппарат. Я мысленно перекрестился и набрал номер. Занято. Уже легче, есть шанс, что Мирза в городе. Еще раз — занято. Еще — длинный гудок!
«Бале», — слышу недовольный голос. Это не ругательство, это «да» по-ихнему. «Здравствуйте, могу я говорить с товарищем Мирзой?» «Я, кто говорит?» «Виринея Стефановна дала ваш номер, я из Ленинграда, востфак, в сороковую попал, переводчик, у меня проблема в Кабуле, прямо сейчас». «Вы где?» «Не знаю, сейчас спрошу». «Откуда звоните?» «От „зеленых“, с поста какого-то». «Не надо спрашивать, дайте кого-нибудь, лучше офицера».
Передаю трубку капитану. Капитан с минуту слушает, потом начинает лопотать что-то непонятно-топонимическое, активно жестикулируя, в том числе и той рукой, в которой зажата эбонитовая трубка. «Аппарат как в нашей коммуналке», — успеваю подметить я, принимая телефонную эстафету. «Выходи на улицу и жди, сейчас буду», — говорит Мирза и отключается.
Выхожу. Алимов сидит на коробке с «кином» и грустно (коробку явно никому не продать… хотя, может, и продал бы на дурака, да офицер рядом) треплется по-узбекски с баченком, любителем помацать чужое оружие. Улочка узкая, практически не продувается ветерком. Откуда-то невкусно несет жареным мясом, и еще не пойми чем.
И чего понесло меня в город? Сидел бы сейчас в Теплом Стане у начальника полкового клуба, в комнате с кондером, смотрел «Орбиту» и пил бражку. Захотелось Кабул посмотреть спокойно, попыхивая из окна машины сигареткой «Ростов», из тех, что еще не успел загнать на Баграмском или Чарикарском базаре. А то с самолета — на пересылку, с пересылки — в Баграм (тоже на 66-м, в кузове; всю дорогу пролежал на лавке, боялся заглядывать в пластиковое окошко, почему-то думал, что машину обязательно обстреляют). Потом еще пару раз был тут, но не дальше Теплого, а это разве Кабул? Выдалась в кои то веки (если можно так назвать те полгода, что я здесь) возможность по-человечески полюбоваться столицей — и на тебе, этот далай-лама попался с красной повязкой. Хотя — с другой стороны — человек на своем месте. Надо арестовать транспорт, взял и арестовал. Высадил сограждан хер знает где, и уехал с чувством исполненного долга.
С третьего этажа казармы, где какой-то солдат-меломан выставил на подоконник магнитофон с колонками, каждая из которых размером с тумбочку, орет индийская музыка. Напротив казармы цирюльня, лысый брадобрей, кажется, с интересом поглядывает куда-то мне под подбородок. Босоногий малолетка при помощи куска проволоки с грохотом катит мимо обод от велосипедного колеса. Но грохот почему-то не удаляется, а приближается.
Стреляя и чихая, как в лучших фильмах, из-за угла в улочку влетает «Волга» голубого цвета без номеров, при повороте чуть не встав на два боковых колеса. Алимов встревоженно подскочил, лишив своего малолетнего собеседника возможности выковырять