Обратная сторона позволяла ей греться в лучах его славы.

Она не вынесет, если он бросит ее. Она не сможет жить вне роли его жены. И она ведь любит его. На самом деле любит!

– Ты сходишь к психотерапевту? – спросил он. Взгляд его серых глаз был пугающе неподвижен.

Он предлагал ей это и раньше под деликатным предлогом, что ей надо "найти себя". Она всегда подозревала, что это означало "найти себя в сексе". Но он никогда не заходил так далеко, чтобы прямо сказать об этом, и никогда не настаивал на посещении врача, а только раз или два ненавязчиво повторял свое предложение.

– Да. Да, я запишусь на прием, как только приеду. – Она старалась говорить спокойно.

Ксавьер кивнул.

– Хорошо. Хорошо. – В его тоне звучала сдержанная нежность, характерная для их отношений.

Джорджиана торопливо натянула на обнаженные плечи шелковое покрывало.

– Элфрида посоветует мне какого-нибудь врача. Наверняка она знает кого-нибудь, – сказала она, отчаянно пытаясь восстановить самообладание.

– Элфрида знает всех, – заметил Ксавьер с беззлобной насмешкой. Он не скрывал своего снисходительного отношения к ее богатой и ничем не занятой подруге.

– Это все из-за выкидышей, – сказала Джорджиана, как бы оправдываясь и защищаясь одновременно. – Ведь до выкидышей все было не так, правда?

Ксавьер улыбнулся, но выражение его глаз было холодным и отчужденным.

– Это будет твоей отправной точкой для работы с психотерапевтом? Выкидыши?

Джорджиана кивнула, сама лишь наполовину веря своим отчаянным оправданиям. Она не сомневалась, что ее муж совсем не верит в них.

Ксавьер встал, поднял жену с постели и аккуратно поставил на ноги. Она ожидала, что он сейчас шутливо шлепнет ее по гладким упругим ягодицам, но он отвернулся, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Джорджиана поняла, что достигнут некий рубеж в их отношениях.

Она накинула на себя шелковый пеньюар, чтобы прикрыть наготу, потом подошла, и встала рядом с ним.

– Я, в самом деле, люблю тебя, – тихо произнесла она.

– Да, – согласился он после долгого молчания.

Внезапная нежность к мужу охватила Джорджиану, и она легко коснулась пальцами его руки.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О Четвертой симфонии Брамса, – сказал он. – Я вдруг понял, как надо дирижировать последней частью.

– Но ведь ты давным-давно сделал эту вещь, – откликнулась она, разочарованная и уязвленная. Чертов Брамс! Она надеялась, что он думает о них, об их браке.

– Я всегда давал ее слишком медленно, – размышлял он вслух. – Теперь я понял, как надо!

Будь проклят Брамс, будь проклят Малер, будь прокляты Стравинский, Шуберт и Бетховен, вместе взятые! Джорджиана позвонила администратору и дала указание забронировать ей место на самолет до Лондона.

Ксавьер со спокойным, отрешенным выражением лица помог ей уложить вещи. Он посадил ее в такси и поцеловал на прощание.

Прилетев в Лондон, Джорджиана действительно сразу же позвонила Элфриде и попросила порекомендовать хорошего врача. Затем договорилась встретиться с подругой за обедом, собираясь попросить ее совета по гораздо более интимному вопросу.

Это было четыре года назад. И Элфрида не подвела ее, подумала Джорджиана на пути в артистическую Ксавьера. По ее совету Джорджиана разработала один из наиболее захватывающих проектов своей жизни.

Глава 3

После концерта Тэра не спешила домой. Собственно, она еще не решила, какое место станет ее домом на эту ночь. В ее голове все еще звучали магические звуки последней части Четвертой симфонии Брамса. Ей хотелось как можно дольше сохранить удивительное ощущение, которое вызвала в ней эта музыка, пока оно не испарилось, как чудесный сон при ярком свете дня. Она медленно шла вдоль набережной, глядя на широкую блестящую ленту Темзы. Под темным осенним небом вода казалась чернильно-черного цвета. Лунный свет, отражающийся в мелкой ряби, выглядел как осколки серебра, упавшие откуда-то с небес. Тэра остановилась и стала наблюдать, как течение несет реку вперед. Она представила, как эта масса воды достигает Тилбери, затем моря, океана и растекается по всему земному шару. Этот неумолимый вечный круговорот завораживал ее. Завершающие аккорды симфонии вновь и вновь повторялись в ее голове.

Редкие прохожие, исключительно мужчины, с удивлением поглядывали на нее. Что может делать миниатюрная и определенно привлекательная девушка на пустынной набережной совершенно одна в одиннадцать вечера? Бог знает, что они думали.

Тэра была прекрасно осведомлена об опасностях большого города. Не раз те, кто близко к сердцу принимал ее интересы, читали ей суровые лекции на эту тему. Но ей было в высшей степени все равно. Она сама могла постоять за себя. Пусть кто-нибудь только попробует ее тронуть! За год, проведенный в Лондоне, ей уже пришлось как-то отшить в метро двух наркоманов и одного вдрызг пьяного, который сказал ей, что у нее призывные глаза.

Она посмотрела на цепочку мерцающих фонарей вдоль набережной и неожиданно ей захотелось очутиться в объятиях Бруно. Ей захотелось ощутить тепло и надежность его большого сильного тела, захотелось посмотреть в его золотисто-карие, бесконечно преданные глаза.

Часом позже она уже тихонько кралась на цыпочках по коридору общежития одного из колледжей университета, держа в руках свои туфли. Дойдя до комнаты Бруно, она поцарапалась в дверь коротко остриженными ногтями. Высокий растрепанный молодой человек, наконец, открыл дверь, держа в руках очки с толстыми стеклами в металлической оправе и моргая от света. Прищурившись, он разглядел Тэру, и его лицо расплылось в улыбке.

– Привет! – радостно сказал он.

– Это всего лишь я. Не надо смотреть на меня так, будто ты откопал сокровище.

Светясь от счастья, он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

– Я могу войти? – нетерпеливо спросила она.

– Да, да, входи.

Он освободил для нее стул, переложив стопку книг на небольшой письменный стол, также заваленный книгами и бумагами.

Тэра села на кровать. Бруно сел рядом. С нежной заботой он всматривался в ее лицо, пытаясь прочитать ее чувства. Он боялся сказать что-нибудь такое, что может расстроить ее.

– Ты его видела? – спросил он, наконец.

– Да.

– Ну и как он выглядит?

– Усталым. Измотанным. – Тэра посмотрела вверх, пытаясь сосредоточиться на образе, который был у нее в голове. – Он выглядел старым.

– Ну, так ему уже за пятьдесят, – заметил Бруно, желая успокоить ее. В свои двадцать Бруно считал, что после сорока жизнь неуклонно катится к закату, – сколько ты не виделась с ним?

– Вечность. С