что вы мне все расскажете. Заодно сопли тебе подотру. Все, через пятнадцать минут чтоб был там, понял?

— Спасибо, Джордж, выручил. Когда надо будет, я для тебя то же самое сделаю.

— Не дождешься!

— Ну хорошо, тогда я в следующий раз все штрафы сразу заплачу. Зуб даю.

— В следующий раз! А совсем без штрафа не можешь? Всем бы спокойней было. Ладно, разговоры эти — как мертвому припарки.

Вышел. Такси уже ждет. Еду — а внутри все трясется. Шарон — молодец, предлагала со мной поехать, но я сказал, не надо. Семью лучше в эти дела не мешать.

*****

В машине работало радио, и в новостях уже рассказывали про Винни, так что, когда приехал, к участку было не пробиться. Тут тебе и журналисты, и с телевидения, и девица из местного «Гардиана» — ничего, кстати говоря, симпатичная. Балабол уже дожидается, весь из себя довольный, прямо светится. Где-то уже подогреться успел: перегар — с ног валит.

Увидел меня и громко так, для камер, заявляет:

— Пойдем, Ники.

Первый раз в жизни вошел в участок через обычную дверь. В коридоре полно копов, все суетятся, дверьми хлопают, народ из дома на сверхурочную сорвали. Один дежурный сидит себе спокойно, как будто в мире вообще ничего не происходит. Стены все обшарпанные, на полу окурки валяются. Какой-то старикан пришел насчет пропавшей собаки, тетка принесла паспорт показать: ее без документов поймали, Уэйн Сапсфорд тут же — у него условно, он каждый день отмечаться ходит. Какой-то псих обещает конец света в восемь пятнадцать. Дежурный пьет чай и записывает приметы собаки.

Рой весь из себя деловой подходит к нему и говорит:

— Прошу прощения. Мой клиент хотел бы сделать заявление.

— Да ну? А я думал они у тебя все немые.

— Сержант, тут у нас не хи-хи ха-ха! Мистер Беркетт хочет сделать заявление по делу об убийстве.

— Да? И по какому?

Типа такой крутой. Потом все-таки ушел куда-то, вернулся с сержантом Грантом. Эту сволочь весь район знает. Хорошо, что я белый и что со мной свидетель был, а то бы он меня живо ниже плинтуса опустил, а потом бы еще впаял за оскорбление при исполнении. Мелкий такой, жирный, все ищет, с кого бы содрать.

Мне это все не понравилось:

— Я с ним не буду говорить.

— Погоди, Ники, — говорит Балабол. — Мы сейчас знаешь, что сделаем? Мы сейчас пойдем к следователю, который дело ведет.

Это сработало, и нас пристроили ждать в какую-то комнату. Потом и Джордж подтянулся. Вот что значит коп: это ведь даже не его участок, а он ходит как у себя дома, разговаривает с кем нужно.

Я ему:

— Спасибо вам большое.

Ему, правда, этот подхалимаж не понравился: я его сроду ни на вы не называл, ни спасибо не говорил.

Потом он вышел и что-то такое сделал, что к нам прислали двоих: один молодой, толстый, а второй постарше, какой-то незнакомый. Стали все делать как положено: имя, адрес, все дела. Был бы я один, они бы меня уже по полу возили — а так все цивильно, даже блокнотик достали. Который постарше спрашивает, а толстый пишет.

— Теперь расскажите все своими словами, и помедленнее. С какой целью вы сегодня вечером пришли к Чингфорд-Холл?

— В гости шел.

— К кому?

— Я протестую! — завопил Рой (видать, фильмов американских пересмотрел). — Мой клиент пришел сюда добровольно, с намерением оказать властям помощь в проведении расследования убийства. Его частная жизнь к делу отношения не имеет.

— Да к девчонке шел, — говорю.

— Понятно. Если надо будет, мы еще к этому вернемся. Теперь сначала. В каком направлении вы шли и который был час? Если можно, поточнее.

Короче, пошло-поехало. Вообще-то, я малость дергался, так что чайку бы не помешало. Я им все рассказал, не сказал только, что Винни был с Шерри. Надо было сперва найти самого Шерри, узнать, что они тогда хотели. Толстый пять листов за мной исписал. Потом они мне прочли все это вслух — вообще как будто не я говорил. Ну да ладно, я спорить не стал. Подписался на каждой странице, потом они подписались, и все — на выход.

— Теперь никуда не уезжайте, вы нам можете еще понадобиться, — сказал тот, что постарше (как выяснилось, его звали сержант О'Малли). — Да, и вот еще что: это, судя по всему, ребята непростые. Так что вы не высовывайтесь и собственных расследований не проводите. Хорошо?

Куда уж лучше: с крыши об асфальт.

— Ладно, — буркнул я. — Хорошо.

Мы вышли, поблагодарили Джорджа, и Рой подвез меня до маминого дома.

Вэндсворт^[1]

Какого хрена они меня обратно в Вэндсворт перевели — непонятно. Сидел себе в Фордовской тюряге, тихо-мирно, дрожжами приторговывал. Потом вдруг раз: с вещами на выход, обратно в этот свинарник. За что? А ни за что, так просто. «Исходя из требований дисциплины». Козлы.

У меня уже срок кончается, нарушений никаких — а им это пофиг: ногой под зад обратно в Вэндсворт, а в Вэндсворте — опять мордой об пол. Вот так. Можно, конечно, прошение написать — пиши, бога ради! Лет через пять очередь твоя подойдет, тебя министр юстиции лично пошлет куда подальше.

И в первый же день ко мне Абдула подсадили. Он шизанутый был, все пытался мне чего-то объяснить, только я ничего не понял. Турок, по-английски ни в зуб ногой, все сидел на полу и молился. Я потом уже от этих молитв на стенку лез.

Его после суда два дня продержали в Брикстоне, а потом перевели к нам. Охранник говорил, ему четыре года дали за ввоз наркотиков. Когда судья ему срок сказал, он не понял, заулыбался из вежливости. Потом уже ему переводчик перевел.

Он, скорей всего, и не знал ничего ни про какие наркотики. Так, подошел знакомый, попросил бабушке подарочек передать. Потом позвонил куда надо, подарочек на таможне вскрыли, а там порошок. Абдула взяли, а в это время рядом крупная партия прошла. Вот так.

В первую ночь его понос прошиб: от нервов, наверно. Он еще на специальной кормежке был — у всех там манка, карри, а ему другое что-то давали. А эта спец-еда потом такой духан дает, что я там чуть не помер. Может, в Турции ее нормально готовят, а у нас что с полу поднимут — все в кастрюльку: мусор всякий, окурки, какашки крысиные, а сверху еще чили набухают, чтоб не очень воняло. Короче говоря, Абдула жалко, конечно, но всю ночь это нюхать — тоже сбесишься.

Они его, чтобы занять, сразу же пристроили в мастерскую. Он у них там шил и плакал. И молился. Только они недоглядели: начал он у них всякие острые вещи таскать. Все подряд, что только можно. Непонятно, как он их проносить ухитрялся: там ведь каждый раз все пересчитывают, а потом еще всех обыскивают. Может, он какой-нибудь человек-магнит был, не знаю. Иголки проносил, гвозди, лезвия — все подряд. И все время молился и причитал, так, что охранники даже радио погромче делали.

Ну,