прямо у нее за спиной. Кофе он ей, конечно же, не принес.

— Болтаются без дела, — ответила Мишлен.

— Они уходили на обед?

— У них было с собой шампанское в корзине. А сейчас они гоняют собак по кругу.

Джонни презрительно хмыкнул:

— Эта чертова дочка председателя. Чтоб она ногу сломала!

Мишлен положила бинокль на стол у окна и, не испытывая желания просить его о чем-нибудь, пошла добывать себе кофе. Джонни захотел взглянуть на то, что происходило вдалеке. Он поднял бинокль и стал наводить фокус. А Мишлен потратила целых полчаса, чтобы настроить резкость для себя! Внезапно она возненавидела все вокруг, это была вспышка ярости против изоляции и окружающих людей, и нехватки светской жизни, и отвратительного телеприема, и потрепанных журналов, переходивших из рук в руки.

У окна зазвонил внутренний телефон. Ей не пришлось подходить: трубку взял Джонни.

Кофе больше не было. Но гнев уже покинул ее, оставив чувство горечи и опустошения. У нее были мозги и честолюбие, и того и другого — больше, чем у дюжины Джонни Тостевинов. Как только она отслужит свой срок, то уж постарается достичь кое-чего получше и помасштабнее в компании. Джонни, в отличие от нее, уже получил все, на что мог рассчитывать. Но он по-прежнему снился ей не менее раза в неделю, и это ее раздражало.

— Ты шутишь, — холодно сказал он в трубку, и Мишлен мгновенно поняла: что-то случилось.

Еще несколько секунд Джонни слушал, затем положил трубку.

— Неприятности в загоне, — сказал он и направился к двери.

Мишлен кинулась за ним, позабыв о том, что нужно продолжать наблюдение.

«Неприятности в загоне» всегда означали только одно — Бруно.

Когда Мишлен появилась внизу у клеток, отстав от Джонни шагов на пять, там уже собралась добрая половина служащих центра, все говорили разом, стараясь перекричать воющих псов. Сотрудники расступились, чтобы пропустить Джонни, и тогда Мишлен увидела чью-то фигуру на голом цементном полу. Это был молодой человек в джинсах и лыжной куртке, которого она никогда не встречала раньше. Он лежал на спине, куртка и рубашка были распахнуты до пояса, и Шантал, одна из лаборанток, склонилась над ним, пытаясь прослушать сердце.

— Я ничего не слышу! — в отчаянии повторяла Шантал. — Я совсем ничего не слышу.

Джонни присел рядом и попытался нащупать пульс на шее. Было тесно, всем пришлось расступиться, чтобы дать ему место. В этот момент Мишлен заметила Бруно. Мрачно скрестив руки на груди, он стоял в стороне от других, и Мишлен в ту же секунду поняла, что внутреннее чутье ее не обмануло. Бруно ей никогда не нравился. Долговязый и нескладный, запущенный, как многие полярные исследователи, он имел привычку вечно что-то выковыривать из бороды и внимательно изучать добытое.

Джонни взглянул на Шантал:

— Искусственное дыхание делала?

— Сразу же.

— Сколько он был в отключке перед тем, как ты начала?

— Я не знаю. Недолго. Спроси Бруно.

Но вместо того, чтобы спрашивать Бруно, Джонни обратился к остальным:

— Давайте перенесем его из этой берлоги в одну из смотровых!

Ему пришлось кричать из-за жуткого воя, поднятого растревоженными собаками.

Четверо подхватили мужчину и потащили его, как бревно. Мишлен, вошедшая в дверь последней, теперь придерживала ее, пока они выносили тело.

— Может, я делала что-то не так? — повторяла Шантал. — До сих пор я работала только с собаками.

Они принесли его в смотровую номер четыре, которая была оборудована как самая настоящая операционная, только все здесь было на четверть меньше, чем обычно, и положили на операционный стол. Ноги молодого мужчины свесились по краям. Двое поддерживали его, пока Джонни снимал лыжную куртку. Он перебросил ее Мишлен:

— Посмотри в карманах, выясни, кто он такой, — и повернулся к остальным. — Что с ним произошло? С чем мы имеем дело?

Без лишних слов пострадавшему надели кислородную маску, Джонни начал массаж сердца, кто-то встал к баллону с кислородом. Грудная клетка мужчины начала вздыматься и опускаться, будто живая. Просматривая карточки и бумаги, которые она нашла во внутреннем кармане лыжной куртки, Мишлен поймала себя на мысли, что думает о нем как о мертвом. Если прошло больше четырех минут до того, как Шантал начала приводить его в чувство…

Он приехал в свите Рашель Жено, хотя раньше в этой компании его никто не видел. Очевидно, он пришел со стороны ледника, вывихнув плечо при падении. Мишлен почла за лучшее не упоминать о том, что она ничего не заметила. Наверное, в это время она как раз возилась с настройкой бинокля. Дагмар, сестра-хозяйка центра, направила его в медпункт, но он, очевидно, свернул не туда и в конце концов оказался у загона для собак. По версии Бруно, он принял незваного гостя за потенциального грабителя или соглядатая и разрешил возникшую проблему, врезав ему промеж глаз электрической дубинкой. После чего мужчина рухнул как подкошенный.

— Он англичанин. Джеймс Харпер, — сказала Мишлен, заглянув в его паспорт. Она слегка запнулась, выговаривая «Джеймс». — Преподает в одной из международных школ в Гштааде.

При этих словах Джонни взглянул на нее, не сбиваясь с ритма.

— Простой учитель? Не «золотая молодежь»?

— Я только что просмотрела его бумаги. Он точно не из богатых.

Джонни продолжил массаж, хотя уже порядком устал. Теперь он крепко призадумался. Мишлен без труда читала его мысли.

Маленький Ризингер, сводный брат Рашель Жено, учился в одной из международных школ. Это было небольшое, весьма дорогое заведение, которое специализировалось на интенсивном обучении посольских детишек. Персонал обычно набирали через агентства за границей, платили им мало, квалификации не требовали, но во время каникул у них появлялась возможность вращаться в таких кругах, которые в противном случае они разве что увидали бы в рекламе «Мартини». Если Джеймс Харпер был только учитель, взятый на одну поездку, и никто в компании его не хватился…

— Пульса по-прежнему нет, — сказала Шантал.

Она принесла стетоскоп из соседней комнаты и прижала его к бледной коже на груди англичанина. На лицах остальных появилось тоскливое выражение, потому что после всех усилий англичанин подавал не больше признаков жизни, чем кусок мяса.

Кто-то другой взялся делать массаж сердца, какой-то лаборант привез каталку с кардиографом и пытался сообразить, куда бы лучше приладить датчики. Джонни посветил в глаза англичанина, но, видно, он имел весьма смутное представление о том, что надо делать. Монитор ЭКГ после подключения демонстрировал обнадеживающий выброс сигнала всякий раз, как на сердечную мышцу оказывали давление, но