Фрэнк Белнап Лонг Вторая ночь в море

Я покинул свою каюту, когда пробило полночь. Верхняя прогулочная палуба была полностью пустынной, и тонкие ленты тумана бродили вокруг шезлонгов, свивались и развивались на блестящих поручнях. Не было ни дуновения ветерка. Корабль грузно продвигался по спокойному морю, погребенному под туманом.

Я ничего не имею против тумана. Облокотившись на борт, я жадно вдыхал влажный и плотный воздух. Тошнота, почти непереносимая, постоянные мучения, одновременно телесные и моральные, тотчас же исчезли. Я чувствовал себя безмятежным и в мире с самим собой. Снова я был способен испытывать физические удовольствия, и я не променял бы этот соленый воздух на жемчуг и рубины. Я заплатил непомерную цену за пять кратких дней свободы и радость открытия Гаваны, острова, окруженного дивным голубым морем. Это обещал мне служащий туристического агентства, предприимчивый и порядочный малый. По крайней мере, я на это надеялся.

Я не был богатым человеком, и чтобы соответствовать требованиям Лорилендской Туристической Корпорации, был вынужден глубоко погрузить руки в свой банковский счет. Настолько, что мне пришлось отказаться от таких непременных удовольствий, как послеобеденная сигара, херес и шартрез, которые обычно сопровождают морские путешествия.

Но я был чрезвычайно доволен. Я стоял на палубе и дышал сырым и острым воздухом. В течение тридцати часов я оставался запертым в каюте, во власти морской болезни, более изматывающей, чем бубонная чума и любое другое заразное заболевание. Освобожденный от ее воздействия, я мог, наконец, радоваться, обдумывая ближайшее будущее. Планы мои были завидными и великолепными. Пять дней на Кубе, развалившись в роскошном лимузине, я буду подниматься и спускаться по склонам Малекона, залитым солнцем. Я буду осматривать розовые стены Кабанас и собор Колумба. Посещу Фуэрцу, большой магазин Антильских островов и патио, купающиеся в солнце. Сидя на веранде открытого кафе, буду пить при лунном свете рефреско и наполнюсь типично испанским презрением к Делам и Беспокойной жизни. Потом путешествие продолжится: мы увидим печальную и колдовскую Гаити; острова Святой Девы Марии; таинственный и почти неправдоподобный старый порт Шарлоты Амалии, с его домами под красными крышами без труб, громоздящимися друг над другом чуть ли не до звезд; Саргассово море, где ловят последних радужных рыб и куда ныряют дети, старые посудины с выцветшими корпусами и неисправимо пьяными капитанами. Облокотившись на бортик, я грезил о Мартинике, куда попаду через несколько дней, об индийских и китайских проститутках Тринидада. А затем, внезапно, я почувствовал головокружение. Ужасная болезнь снова обрушилась на меня.

Морская болезнь, в отличие от других недугов, действует строго индивидуально. На всем свете нет двух людей, испытывающих одинаковые симптомы. Что касается меня, я ее познал во всем ее жутчайшем многообразии! Оторвавшись от поручня, задыхаясь, я упал без сил на один из трех, забытых на палубе, шезлонгов.

Почему стюард оставил эти стулья снаружи? То была загадка, которую я не мог разгадать. Очевидно, он допустил оплошность, так как не только пассажиры не выходили на палубу в столь поздний час, но, кроме того, стулья из ивы портил туман. Однако, как бы там ни было, я был слишком признателен ему за возможность воспользоваться его небрежностью, чтобы упрекать в забывчивости. Я растянулся во весь рост. Я извивался, корчился, я задыхался, но все же пытался убедить себя, что не настолько болен, как мне кажется. Внезапно, тошнота достигла степени пароксизма.

От стула исходил гнилостный запах. Это было несомненно. Повернувшись, я прижался щекой к влажному полированному дереву. И в мои ноздри хлынул едкий и совершенно омерзительный запах. Он одновременно притягивал и отталкивал. В какой-то мере это приглушило физическое страдание, но с другой стороны наполнило меня бесконечным отвращением.

Я попытался встать со стула, но безуспешно, поскольку у меня не было никаких сил. Невидимое присутствие, казалось, давило на меня. И потом, подо мной зияла пустота. Я не шучу. Именно так и было. Даже основы нашего реального и привычного мира осели, словно их поглощало нечто… Я уходил в глубину. Разверстывались бездонные пропасти, и я погружался в них, потерянный, обреченный… Корабль, однако, оставался таким, как был. Корабль, палуба, шезлонг продолжали нести меня, и тем не менее, вопреки этим реальным предметам, я парил над непостижимой пустотой. Я ощущал, как меня неумолимо несет в бездну. Словно мой шезлонг оказался в ином мире, со множеством измерений, в то же время не покидая и наш, трехмерный… Неожиданно я заметил странные тени и формы, окружавшие меня. Я видел огромные темные заливы, внедряющиеся в земли, лагуны, атоллы, гигантские серые водоросли. Я опускался все глубже и глубже. Я погрузился в черный ил. Мои чувства уже ни на что не реагировали. Тлетворное испарение губило меня, разрушало мои жизненные начала и переполняло меня адским мучением. Я блуждал, одинокий, в глубинах. Формы, сопровождавшие меня, были темными, мертвыми и иссохшими. Их маленькие обезьяноподобные головки, с глазами без зрачков, дергались, пораженные психозом.

И внезапно видение рассеялось. Я снова сидел в шезлонге, и туман был все таким же плотным. Корабль продолжал продвигаться по спокойному морю. Но запах, запах оставался: терпкий, резкий, омерзительный. Я вывалился из шезлонга, мучимый невыразимой тоской. Мне казалось, что я вынырнул из утробы какого-то всемирного узурпатора, познав в одно мгновение всю нечисть вселенной…

Не моргнув глазом, я созерцал погруженный в ночь ад фламандских и итальянских примитивистов. Я перенес спокойно пытки, изображенные Босхом и Кранахом, я не стонал, глядя на отвратительные чудеса, написанные Брейгелем Старшим, его жуткими сливными желобами, женщинами-вампирами, уродливыми демонами, покрытыми гнойниками. Ни «Души проклятых» Синьорелли, ни «Капричос» Гойи, ни чудовища с глазами без зрачков Сегрелля не заставили меня ощутить того ужаса, который вызвал запах стула. Я содрогался всем телом.

Мне удалось, не помню, как именно, добраться до внутренних помещений корабля, и я оказался в теплом салоне первого класса. Там, задыхаясь, я ожидал прихода стюарда. Я нажал на кнопку «Стюард палубы», находившуюся на деревянной панели возле центральной лестницы. Изо всех сил я надеялся, что он появится до того, как станет чересчур поздно, до того, как запах сверху проникнет в широкий пустынный салон.

Стюард работал весь день, и стаскивать его с постели в час ночи, было преступлением. Но мне необходимо