шевелюра и глубочайшее отвращение к какой бы то ни было деятельности. Словом, как ни приукрашивай голую реальность, а надо называть вещи своими именами: наш герой был крайне ленив.

Во всех остальных отношениях он пользовался репутацией славного малого. Неизменно радушное выражение лица, легкомысленный подход к жизни, широкие плечи и безмятежный взгляд голубых глаз вызывали всеобщее расположение, а внешность его засчитывалась в число плюсов даже в тех случаях, когда знакомые девицы забавлялись, обсуждая вслух, кто бы из них влюбился в Тео, не будь тот миллионером.

Однако в последнее время – как результат внезапного пробуждения эстетических запросов Тео – на горизонте появилась невеста. Шарлотта Дюзан, импортированная из Франции звезда эстрады, выступая в одном из модных кафешантанов на Бродвее с номером «Пляска смерти», продемонстрировала столь исключительное художественное мастерство в изображении агонии, что потребление шампанского в заведении выросло на тридцать процентов.

Мистер Тео родился сыном генерального директора фирмы «Пасифик Оушен Траст», вследствие чего единственной и главной целью своей жизни считал стремление убить время и разогнать скуку. К Шарлотте Дюзан его привело именно это стремление, однако впоследствии бурные ночные увеселения переросли в более серьезное чувство.

– Шарлотта! Я решил жениться на вас! – заявил однажды мистер Тео.

Но артистка, от которой мы вправе были бы ожидать иного ответа, возразила:

– И что мне прикажете делать с мужчиной, который всего-навсего миллионер? По-вашему, этого вполне достаточно?

– Конечно! – искренне ответил мистер Тео, поскольку и правда был убежден, что этого вполне достаточно.

– Вы заблуждаетесь. Не желаю, чтобы моего супруга называли денежным мешком! Он должен обладать общественным положением и авторитетом. И должен трудиться!

– О нет! – ответил мистер Тео. – Не могу! У кого есть деньги, тот не должен своими «трудами» мешать работе других.

– Тогда и не мечтайте о нашем браке!

Однако любовь мистера Тео не знала преград. Он предпринял попытки найти какой-нибудь средний путь – чтобы и трудом не заниматься, и авторитетом обзавестись.

– Мистер Торн, – обратился он к своему секретарю однажды вечером, в разгар тяжких раздумий, – что делать человеку, если он не желает трудиться, но все же должен как-то оправдать свое постоянное пребывание на свете?

Эммануэль Торн, худощавый флегматик с сонным голосом, задумчиво потер подбородок.

– Можно, к примеру, – начал он, – основать объединение под лозунгом «Труд – не позор, но смертная тоска!» и круглые сутки пропагандировать программу: чтобы не работал ни один человек, в трудах которого нет необходимости, особенно необходимости зарабатывать себе на пропитание. Если эту программу удастся сделать популярной и осуществить, бурный прогресс и процветание человечеству обеспечены, а ваше имя станет в один ряд с именем Галилея, который, на мой взгляд, тоже никакими трудами себя не обременял и всего лишь от скуки сделал открытие, что Земля вертится.

– Стоп! – воскликнул мистер Тео. – Что ни говори, а из всех моих подчиненных вы самый толковый! Какую бы глупость ни ляпнули, это сразу же наводит меня на дельную мысль.

– О да! – кивнул секретарь, удовлетворенно прикрыв глаза веками с редкими рыжеватыми ресницами. – Главное – прослыть необходимым в глазах общества. Ценность труда в его результативности, ибо даже самый ценный труд – не есть алиби и не оправдывает отсутствие результата. Ну как, здорово я загнул?

– На удивление удачно. Уж не заболели ли вы? Как бы там ни было, а меня осенила гениальная мысль. Я стану знаменитым на весь мир! По-моему, это единственный способ жить безбедно, не работать и не подвергаться за это критике. Никто ведь не проверял, трудится ли Эдисон, когда не занят изобретением лампы накаливания, граммофона и тому подобных штучек. И разве волновало хоть кого-нибудь, надрывался ли Дарвин до седьмого пота, после того как высказал свое авторитетное суждение насчет нашего родства с обезьянами? Короче говоря, завтра же поместите в газетах объявление!

Секретарь сей замысел не одобрил:

– Я всегда был против крайних мер. Публичные выступления недостойны джентльмена! Ну ведь вас не переупрямишь. Сдаю свои позиции, а заодно сдам и ваше объявление в газеты.

Так они и поступили. Но, сраженный полной бездарностью ответных писем, мистер Тео стал опасаться конфликта со своим суровым отцом, который с давних пор разделял взгляды Шарлотты Дюзан на труд – впрочем, даже не подозревая об этом единодушии. А посему сын решил поддаться на многократные родительские увещевания и вступить в семейное дело.

– Мистер Торн! Соедините меня с «Пациоци»!

Весьма характерно для несерьезности мистера Тео было окрестить гигантскую фирму, вобравшую в себя все проблемы Великого, или Тихого, океана, столь легкомысленным сокращением: все равно что подзывать пони, это милейшее существо, противным, сюсюкающим причмокиванием.

Мистер Тео с сумрачным видом закурил сигару, заранее озабоченный своим трудовым будущим: жить-то он все равно станет по-прежнему, так же, как сейчас, зато справедливых попреков не оберешься.

– «Пациоци» на проводе, мистер Тео! – отвлек его от грустных мыслей секретарь, передавая трубку.

– Это Тео! – по привычке невнятно буркнул он в микрофон. – Дайте мне отца, пожалуйста!

Телефонистке на коммутаторе послышалось «Лео», и она соединила его со швейцаром, двадцатилетний сын которого носил это имя.

– Достукаешься ты у меня, мошенник эдакий! – хриплым голосом зарычали на мистера Тео. – Целый час сижу здесь без штанов!

– Как это возможно?

– А вот так! Штанов-то нет, как не бывало! Хочешь, чтобы я простудился?

– Боже упаси! – испуганно ответил юный миллионер, не чуждый сострадания к ближнему.

– Я уже подхватил насморк!

– Неужели не найдется под рукой какого-нибудь пледа, чтобы им обмотаться?

– Издеваешься, недоумок? Как же я буду, обмотанный пледом, по вестибюлю расхаживать!

– Это и правда неудобно.

– Ежели через пять минут не явишься сюда со штанами, я тебе башку сверну!

– Немедленно приму меры.

– Алло, алло! Отвороты подшей снизу тесьмой, чтобы не обтрепались, когда придется по грязи шлепать. И стрелка чтоб была заглажена по всем правилам. Как острие бритвы! Иначе попомнишь отцовскую руку, щенок! – Швейцар в сердцах швырнул трубку, а мистер Тео звонком вызвал к себе лакея.

– Без промедления отвезите в «Пациоци» какие-нибудь из моих брюк! – распорядился миллионер. – Стрелка должна быть заглажена, как острие бритвы, иначе нам с вами от швейцара достанется на орехи. Да!..