великим князьям Юрьевским всегда будут оказаны в России соответствующие почести, заверил Александр Александрович, девочки могут рассчитывать на царское приданое, а князь Георгий – на полагающиеся его статусу воспитание и образование.

Но свое решение покинуть Россию Екатерина Михайловна не изменила даже после уговоров родных. Слишком тяжелы были воспоминания и слишком остра была боль от недавней утраты… Теперь ее путь лежал в Париж, а ближе к лету она намеревалась со всей семьей перебраться в тихую, провинциальную Ниццу, где вдали от света можно будет наконец заняться воспитанием детей. Через полчаса карета доставит ее и семью на Варшавский вокзал, а оттуда поезд умчит в Европу.

Екатерина Михайловна бросила последний взгляд на Зимний дворец. Ей показалось, что на втором этаже, где был кабинет императора, чуть колыхнулась, как бы прощаясь, занавеска. Впрочем, это, наверное, был оптический обман зрения.

Экипаж тронулся и медленно покатился по Дворцовой площади. Казаки окружили его плотным кольцом и сопровождали до самого вокзала. А в пять часов пополудни поезд "С.-Петербург-Варшава" навсегда увез княгиню Юрьевскую из России. Она больше никогда не видела свой родной город. Впрочем, как и Россию.

Политическое завещание Игнатия Грановицкого

"…Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Мне или другому кому придется нанести страшный последний удар, который гулко раздастся по всей России и эхом откликнется в отдаленнейших уголках ее.

Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги, его убийцы. Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнется то, что хитрые люди зовут правлением – монархическим, неограниченным, а мы – деспотизмом…

Что будет дальше? Много ли еще жертв потребует наша несчастная, но дорогая родина от своих сынов для своего освобождения? Я боюсь представить… Меня, обреченного, стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди много еще других жертв унесет борьба, а еще больше – последняя смертельная схватка с деспотизмом, которая, я убежден в том, не особенно далека и которая зальет кровью поля и нивы нашей родины, так как – увы! – история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв.

Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделаю все, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может".