злокозненных русофобов.

По логике некоторых из них, получается, однако, что ту эпоху следовало бы именовать не Бироновщина, а Липмановщина, поскольку фаворит императрицы был якобы полностью обезличен приближенным к нему придворным банкиром Леви Липманом. Александр Солженицын в книге ⌠Двести лет вместе■ утверждает, что Бирон якобы ⌠передал ему все управление финансами■ и ⌠обращался за советами по вопросам русской государственной жизни■. А есть и такие мемуаристы и литераторы, которые прямо говорят, что Бирон вообще не принимал ни одного решения, пока оно не будет одобрено этим евреем, и делают однозначный вывод √ это Липман правил Россией! Спорное, мягко говоря, заявление! Нам остается, следуя историческим фактам, показать действительное положение дел.

Известно, что Липман был придворным евреем герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха (1700-1739) √ отпрыска шведских королей. Хотя еврейская община в Голштинии была не слишком многочисленна, и не все города проявляли к иудеям одинаковую толерантность (в Киле и Любеке, к примеру, положение дел было хуже, чем во Фридрихштадте, Глюкштадте и Ренсбурге), Карл Фридрих национальными и религиозными фобиями не страдал и услугами евреев-финансистов охотно пользовался.

Надо сказать, что император Петр Великий связывал с этим герцогом, претендентом на шведский престол, насущные геополитические интересы империи, прочил ему в жены свою дочь и летом 1721 года радушно принимал его в России. Герцог прибыл в Московию со своей свитой, в составе коей были и придворные Моисеева закона, получившие специальное (!) разрешение въехать в страну как лица, сопровождавшие такую высокую особу. Первое упоминание о Леви относится именно к этому времени. Голштинский камер-юнкер Фридрих-Вильгельм Берхгольц в своем ⌠Дневнике■ от 23 июня 1721 года сообщает о своей остановке на пути в Петербург в известном трактире Красный Кабачок, что в 15 верстах от города. ⌠Вскоре после меня, - продолжает он, - приехал туда же с почтою из Ревеля наш жид Липман и немедленно отправился дальше■**. Пребывание Карла Фридриха в России затянулось на долгие шесть лет: он сочетался браком со старшей дочерью императора Анной, стал членом Верховного тайного совета. И именно благодаря своему патрону Липман обрел полезные связи.

Судьбоносным стало для него знакомство с будущей императрицей Анной Иоанновной, в то время вдовствующей герцогиней Курляндской. Историк Мендель Бобе в книге ⌠Евреи Латвии■ (2006) утверждает, что при Анне Липман будто бы ⌠управлял всеми финансами герцогства■, что, на наш взгляд, маловероятно. Ведь известно, что жизни Анны в Курляндии сопутствовало хроническое безденежье, о чем герцогиня постоянно жаловалась в письмах прижимистому ⌠батюшке-дядюшке■ Петру I и ⌠тетушке-матушке■ Екатерине I. Она всегда была в долгах, как в шелках. ⌠Принуждена в долг больше входить, - писала она в Петербург, - а, не имея чем платить, и кредиту не буду нигде иметь■. Понятно, что в такой ситуации заниматься финансовыми делами Курляндии нашему еврею не имело никакого резона. А потому более логичной представляется нам версия историка Юлия Гессена о том, что герцогиня тогда сильно нуждалась в деньгах, а Липман имел случай быть ей в этом полезным. Все денежные поручения Анны выполнял Эрнст Иоганн Бирон, ставший с 1722 года камер-юнкером ее Двора. С ним-то и довелось вести дела Леви.

По-видимому, Липман заслужил благосклонное внимание русского Двора: когда со смертью Екатерины I поддержка притязаний Карла Фридриха на шведский престол ослабела, тот утратил какое-либо влияние при Дворе и был вынужден летом 1727 года вернуться в Голштинию. Леви же остался в Петербурге. Примечательно, что вскоре после отъезда герцога, а именно 26 июня 1727 года, согласно указу, подписанному временщиком Александром Меншиковым, ⌠еврею Липману■ выплачивается 6000 рублей ⌠за сделанные три кавалерии (ордена) Святой Екатерины с бриллиантами■. Баснословно дорогие перстни и ⌠разные золотые и серебряные с бриллиантами вещи■ доставлялись через Липмана юному императору Петру II и его августейшей сестре Наталье Алексеевне, за что в 1728 году ему было заплачено 32001 рублей. (Надо понимать, что рубль тогда ценился дорого и по современным масштабам это действительно баснословные суммы!). Леви признавали авторитетным знатоком ювелирных изделий: после кончины цесаревны Натальи Алексеевны именно ему было поручено оценить все оставшиеся после нее драгоценности.

Но особенно преуспевал Леви в царствование Анны Иоанновны. По-видимому, при всех ее недостатках, Анна помнила добро. Как заметил датчанин Педер фон Хавен, ⌠как скоро императрица достигла престола, то в особенности наградила очень щедро некоторых купцов, которые именно решались давать деньги в заем■. И одним из них был, несомненно, Леви Липман. И думается, не вполне правы те историки, которые полагают, что он √ ставленник исключительно Бирона, а Анна Иоанновна будто бы не решилась перечить своему фавориту и лишь потому возвысила его протеже. В действительности императрица была снедаема самыми противоречивыми чувствами: ее врожденный антисемитизм утишила благодарность к Леви за его прежние услуги, а нетерпимость к басурманам разбилась о неукротимое стремление не отставать в роскоши от Дворов политичной Европы. Итак, чаша весов склонилась в пользу ⌠полезного■ еврея Липмана. ⌠Щедра до расточительности, любит пышность до чрезмерности, отчего ее Двор великолепием превосходит все прочие┘■, √ говорили об императрице знатные иноземцы. И никто лучше Липмана не мог угодить самым прихотливым вкусам охочей до роскоши русской монархини. Уже в самом начале ее царствования, 30 июня 1730 года, ⌠купцу Липману┘за взятые у него к высочайшему Двору алмазные вещи■ пожаловано 45000 рублей; в 1732 году был приобретен бриллиантовый перстень ценой в 15000 рублей; в 1733 году последовал монарший указ об уплате еврею около 160000 рублей.

В 1734 году происходит важное в жизни Липмана событие √ иудей становится поставщиком Двора не только де факто, но и де юре, получив официальную придворную должность обер-гоф-комиссара, а в 1736 году √ камер-агента. Историк князь Петр Долгоруков отмечает, что должности эти ⌠были созданы специально для Липмана■. На самом же деле все было как раз наоборот: это Липман был создан для должностей, в коих так нуждался новообразованный русский Двор.

Надо принять во внимание, что Анна Иоанновна научила русскую знать жить по-европейски. Утверждая придворный штат с множеством новых чинов, по примеру немецких венценосцев, она не могла не видеть, что в Вене, Гамбурге,