Поселился я временно у старшего брата Александра на готовый харч. Однако у него жена, ребенок. Заработок небольшой. А тут ещё лишний рот… Месяц, второй живу. Чувствую, трудно ему становиться кормить меня. А аппетит, как назло, как у молодого волка!

— Давай-ка, проси стипендию, — посоветовал мне Александр, — не скромничай, не хуже других учишься.

Подал я заявление. Прошу или дать стипендию или отчислить из техникума. Немогу больше без стипендии учиться.

— Какие у него оценки? — спросили у Озеркова на комиссии по стипендиям.

— Почти все отличные…

— И вот, наконец, я получаю стипендию, целых 60 рублей! Перебираюсь в общежитие. Началась моя самостоятельная жизнь.

Шестьдесят рублей — это и много и мало. Много, потому что впервые в моем распоряжении такие деньги. Мало, потому что выходит по два рубля на день. Их вполне хватает на питание, но только на наш "стандартный" студенческий рацион: килограмм серого хлеба — 1 рубль 10 копеек, да двести грамм сахару — девяносто копеек. А на "приварок" — горячая вода из титана в неограниченном количестве. Жить можно. И мы не унываем. Однако вкусный запах котлет так и манит нас в подвал, где размещалась студенческая столовая. Но эта роскошь была не для всех из нас доступна…

— Сколько же можно сидеть а воде с хлебом?! — возмутился однажды Коля Семериков. — Что мы без рук, подработать не можем?

Посоветовались с более опытными в этой части товарищами со старших курсов. Оказалось, что здесь не было особой проблемы.

— Баржа пришла с дровами!

Тотчас организуется бригада. Пять человек на пристани грузят дрова, другие пять разгружают их во дворе техникума.

За одно воскресенье каждый из нас заработал по 14 рублей. Вот это да! И на борщ, и на котлеты хватит. Ещё и в кино раз-другой сходить можно…

И опять новая идея у Коли Семерикова:

— Что это мы все горбом зарабатываем? Или у нас головы нет на плечах? Кто со мной проводку перетягивать?

И мы после занятий ремонтируем или ставим новую проводку в частных домах на окраине города.

Иногда за неимением другой работы подряжались сбрасывать с крыш снег.

Не чурались мы и другого приработка: исполняли немые роли в Пермском драматическом театре. В "Анне Карениной" имитировали за кулисами шум паровоза. А в одной из пьес (сейчас уже не помню какой) мне пришлось выходить на сцену лакеем с подносом. И за это платили 3 рубля 50 копеек — деньги по тем временам вполне приличные.

Учиться в техникуме было трудно, но интересно и увлекательно. Мы восхищались любопытнейшими экспериментами Бабина и приключенческими рассказами его коллеги Казанцева, виртуозно игравшего на скрипке. Нас покоряла блестящая логика Елизаветы Антоновны Александровой, преподавательницы математики, самой молодой и самой требовательной из всех преподавателей техникума. Как зачарованные сидели мы на занятиях по истории, которые вела Лидия Владиславовна Отарская. Её уроки — поэзия. Слушать мы их готовы были целый день.

После классных занятий ещё нужно было очень много заниматься самостоятельно. Преподавательница математики задавала на дом решать десятки задач. Другие преподаватели тоже помногу задавали. Каждый наставник хотел видеть нас и физиком и математиком, и химиком, и историком. И мы, грешные, сидели за учебниками до полуночи и первое время никак не успевали осилить всего заданного… Трудно было, очень трудно, но мы коллективно преодолевали трудности, тянулись друг за другом, осиливали все же непривычную нагрузку и в большинстве своем успешно закончили первый год учебы.

Наконец наступила пора лабораторных работ. Они были для меня одним из любимых занятий и отдыхом. Какое увлекательное дело открывать для себя неизвестные элементы в пробирках! Химик Афанасий Петрович Уральский, бывало, намешает винегрет различных элементов, а вместе с ними выдаст пробирку с дистиллированной водой. Попробуй разберись! Качественный анализ прелюбопытнейшая штука, а количественный — так уж совсем фантастика!

С трепетом подходишь к плотно прикрытой дери таинственной весовой комнаты. Тихо входишь внутрь. На столах выстроились, словно на параде, блестящие под стеклом аналитические весы. Находиться здесь может не более трёх человек, чтобы не нарушить температурный режим и точность взвешивания. Все ведут себя спокойно, передвигаются тихо, даже разговаривают впоголоса.

Лабораторией заведовал "главный химик техникума" Тихонравов, ученик Дмитрия Ивановича Менделеева. В техникуме он был также знаменит, как его учитель Менделеев на Руси. Это был глубокий старик с шаркающей походкой, всегда спокойный и молчаливый, великолепно знавший предмет и очень требовательный к себе и учащимся.

Лаборатория богато оборудована. Здесь имелось много разных приборов и редких реактивов. Лаборатория оснащалась на личные средства Тихонравова. Он собственноручно выдавал преподавателям дефицитные реактивы, ровно столько, сколько нужно было для лабораторной работы или демонстрации опыта.

Свою долгую жизнь Тихонравов посвятил химии. Он был добрым человеком, но при опросе от него не было пощады. У него не было любимчиков. Ко всем он относился ровно и очень требовательно. Мы, конечно, здорово его побаивались и всегда с особым усердием готовились к урокам по химии.

Наш химик большую часть своего времени находился в лаборатории. Помимо химии он до самозабвению любил музыку. Часто по воскресеньям он устраивал для нас своеобразные концерты классической музыки. В лаборатории имелся старинный граммофон с деревянными иголками, чтобы не допустить искажения звука и не испортить уникальные пластинки.

Нередко нас приглашали слушать Чайковского, Баха, Бетховена. Были дни, когда мы знакомились с русскими романсами в исполнении замечательного певца Собинова.

Сам хозяин лаборатории обычно садился в свое рабочее кресло, закрывал глаза и, не шелохнувшись, слушал музыку. Изредка он, словно очнувшись от забытья, негромко восклицал:

— Это, скажу я вам, превосходно!

— Что может быть лучше музыки!

— Музыка очищает душу тонизирует жизнь!

Мы с восхищением и благодарностью смотрели на своего учителя, слушали, как зачарованные, не всегда понятную нам музыку. Необычность обстановки, мелодичность звуков, словно из глубины веков, благоговейные восклицания Тихонравова, — все это приводило нас в восторг, и мы невольно для себя начинали смутно понимать таинственное, неповторимое в звучании сонат и симфоний…

В своем преподавателе Тихонравове видели мы не только великолепного специалиста, но и увлеченного человека. На свои деньги он покупал билеты в театр, раздавал их учащимся, особо