- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (47) »
Дэшил Хэммет Кровавая жатва
1. ЖЕНЩИНА В ЗЕЛЕНОМ И МУЖЧИНА В СЕРОМ
Впервые город Отервилл назвали при мне Отравиллом в Бате, в заведении «Большой пароход». Но рыжий блатняга Хики Дьюи, от которого я это услышал, доберманов звал доброманами, так что я не удивился тому, как он вывернул название города. Впоследствии я услышал то же самое от людей, которым правильное произношение давалось полегче. Но я долго еще держал такое название за бессмысленную игру слов – люди ведь по-разному переиначивают слова, например, из полиглотки делают Полли-глотку и так далее. Через несколько лет я попал в Отервилл и тут уж сам разобрался, что к чему. Из автомата на вокзале я позвонил в редакцию «Геральда», попросил Дональда Уилсона и доложил о прибытии. – Вы можете приехать ко мне домой в десять вечера? – Голос у него был живой и приятный. – Адрес: бульвар Маунтин, дом 2101. Сядете в трамвай на Бродвее, доедете до Лорел-авеню и пройдете два квартала к западу. Я пообещал так и сделать. Потом отправился в гостиницу «Грейт Вестерн», забросил туда чемоданы и вышел взглянуть на город. Отервилл изысканностью не отличался. Строителей его явно тянуло к украшательству. Поначалу, может быть, что-то у них и получалось. Но потом кирпичные трубы сталеплавильных заводов, торчавшие в южной части на фоне угрюмой горы, прокоптили все вокруг желтым дымом до полного унылого единообразия. В результате получился уродливый город с населением в сорок тысяч человек, лежащий в уродливой впадине меж двух уродливых гор, сверху донизу пропитанных угольной пылью от рудников. Над всем этим расстилалось перепачканное небо, которое словно выползло из заводских труб. Первому полицейскому, которого я увидел, не мешало бы побриться. У второго на потрепанном мундире не хватало пары пуговиц. Третий управлял движением на главном перекрестке – Бродвея и Юнион-стрит – с сигарой в зубах. На этом я свое обследование закончил. В девять тридцать вечера я сел на Бродвее в трамвай и начал выполнять указания, которые дал мне Дональд Уилсон. Они привели меня к угловому дому на лужайке за живой изгородью. Горничная, открывшая дверь, сказала, что мистера Уилсона нет дома. Пока я объяснял, что у нас назначена встреча, к двери подошла стройная блондинка в чем-то зеленом шелковом, лет около тридцати. Она улыбнулась, но жестокость из ее голубых глаз не исчезла. Я объяснился повторно. – Мужа сейчас нет. – Она еле заметно шепелявила. – Но если вы условились, он, вероятно, скоро приедет. Женщина провела меня наверх – в красно-коричневую комнату, выходившую окнами на Лорел-авеню. Там было много книг. Мы сели в кожаные кресла, вполоборота к каминной решетке, за которой пылал уголь, и миссис Уилсон принялась выяснять, какие у меня дела с ее мужем. – Вы живете в Отервилле? – спросила она для начала. – Нет. В Сан-Франциско. – Но вы здесь не первый раз? – Первый. – Правда? Как вам нравится наш город? – Я еще мало видел. (Это была ложь. Я видел достаточно). Я приехал только сегодня днем. – Невеселое место, – сказала она, – сами увидите. И тут же вернулась к допросу: – Наверное, все шахтерские города такие. Вы занимаетесь горным делом? – Сейчас нет. Она посмотрела на каминные часы и заметила: – Невежливо со стороны Дональда заставлять вас ждать так долго после работы. Я сказал, что это не страшно. – Хотя, может быть, вы не по делу? – предположила она. Я промолчал. Женщина рассмеялась – коротко и резко. – Я не всегда такая любопытная, – сказала она весело. – Но у вас такой загадочный вид – просто нельзя удержаться. Может быть, вы бутлегер? Дональд так часто их меняет. Я состроил ухмылку, из которой она могла делать любые выводы. Внизу зазвонил телефон. Миссис Уилсон протянула к огню ноги в зеленых туфельках и притворилась, будто не слышит звонка. Интересно, зачем ей это понадобилось. Она начала новую фразу: «Боюсь, мне придет...» – и замолкла, увидев на пороге горничную. Горничная объявила, что хозяйку просят к телефону. Миссис Уилсон извинилась и вышла вслед за горничной. Вниз она не пошла, а говорила откуда-то поблизости. Я услыхал: «Миссис Уилсон слушает... Да... Как вы сказали? Кто? Вы не можете говорить погромче? Что?! Да... Да... Кто это говорит? Алло! Алло!» Звякнул телефонный рычажок. По коридору зазвучали быстрые шаги. Я поднес к сигаре спичку и смотрел на огонь, пока не услышал, что миссис Уилсон спускается по лестнице. Тогда я подошел к окну, приподнял уголок шторы и стал смотреть на Лорел-авеню и на белый кубик гаража, пристроенного к дому. Стройная женщина в темном пальто и шляпе вышла из дома и поспешно направилась к гаражу. Это была миссис Уилсон. Она уехала в закрытом «бьюике». Я вернулся в свое кресло и стал ждать. Прошло три четверти часа. В пять минут двенадцатого на улице завизжали автомобильные тормоза. Через две минуты миссис Уилсон вошла в комнату. Пальто и шляпу она сняла. Лицо у нее было белое, глаза потемнели. – Мне страшно жаль, – сказала она, тонкие губы ее подрагивали, – но вы прождали напрасно. Мой муж сегодня не придет. Я сказал, что завтра утром позвоню ему в редакцию. Уходя, я думал о том, откуда взялось на носке ее зеленой туфли мокрое пятно, которое вполне могло сойти за кровь.Я дошел до Бродвея и сел в трамвай. До гостиницы оставалось три квартала, когда у бокового входа в муниципалитет я увидел толпу и вышел посмотреть, что происходит. Тридцать – сорок мужчин и несколько женщин стояли на тротуаре и смотрели на дверь с надписью «Полиция». Здесь были шахтеры и сталевары, еще не снявшие рабочую одежду, щеголеватые парни из бильярдных и дансингов, гладко прилизанные типы с цепкими глазами на бледных лицах, мужчины с унылой внешностью респектабельных отцов семейства, две-три такие же унылые и респектабельные женщины и несколько ночных красавиц. Я остановился в стороне рядом с коренастым человеком в мятом сером костюме. Цвет лица у него был под стать костюму, и даже толстые губы казались серыми, хотя лет ему было не больше тридцати. Лицо широкое, с крупными чертами и умное. Единственный цвет, кроме серого, был представлен красным галстуком, пламеневшим на серой рубашке. – Что за шум? – спросил я. Прежде чем ответить, человек тщательно осмотрел меня, словно хотел удостовериться, что сообщение попадет в надежные руки. Глаза у него были такие же серые, как одежда, но из материала пожестче. – Дон Уилсон отправился воссесть рядом с Господом, если, конечно, Господь его примет такого – сплошь в дырках. – Кто его застрелил? – спросил я. Серый человек поскреб в затылке и сказал: – Тот, кто в него стрелял. Мне была нужна
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (47) »