Отсюда видно железную дорогу и «товарняк», несущийся по ней. За железной дорогой степь и уходящий за горизонт бронзовый диск зимнего солнца.

Сумерки надвигаются быстро. Потемнело небо, замельтешило в глазах, и вот уже вечер... Бульдозеры приближаются с зажженными фонарями, выходят к прорану. Рев моторов, лязг гусениц и свет фар властвуют в черном мраке пустыни. Сражение продолжается всю ночь...

На рассвете, усталые и удовлетворенные нелегкой схваткой, бульдозеристы умываются водой из канала и заливают горячие радиаторы. Толпы колхозников из ближайшего поселка омывают в коричневом потоке руки, брызгают в лицо. Мы стоим вокруг Бойко. Он, заложив руки за спину, смотрит на воду и приговаривает удовлетворенно:

— Ну теперь все... Теперь ей некуда деваться. Дальше твердый грунт. Пойдет, как миленькая, до Мары!

Караш Иомудский в окружении молодых ирригаторов, приехавших с ним. Мы с Чары идем к нему.

— А, Природин-младший! — улыбается он.— Вот и встретились.

— Ну как, интересовались расчетами? — спрашиваю я.

— Да, конечно,— отвечает он довольно.— Точно пока не подсчитано, но уже известно: выброшено грунта примерно меньше в три раза, чем в расчетах Шлегеля...

Мы беседуем, пока не подозревая, что изыскательский труд уже оценивается в высших инстанциях, и что пройдет немного времени, и станет Караш Иомудский лауреатом Ленинской премии. Мы беседуем и смотрим на воду, хлынувшую в оазис, с полным сознанием победителей.