Собрание стихотворений (Георгий Аркадьевич Шенгели) Страница 1 - Литвек

Георгий Шенгели (1894–1956) Собрание стихотворений

ЭПИТАФИЯ

На этой могильной стеле,

Прохожий добрый, прочти:

Здесь лег на покой Шенгели,

Исходивший свои пути.

Исчез в благодатной Лете

Тревожный маленький смерч.

А что он любил на свете?

Нинку, стихи и Керчь.

1910-е годы

БОСФОР КИММЕРИЙСКИЙ

Песчаных взморий белопенный лук,

Солончаковые глухие степи.

И в тусклом золоте сгущенных сепий

Вздымается оплавленный Опук.

Раздавленный базальт, как звенья цепи,

На сланцевых боках означил круг.

Волчцы и терн. И тихо вьет паук

Расчисленную сеть великолепий.

Потоки вздутые остылых лав

Оставили железно-бурый сплав

И пыл свой отдали в недвижный воздух.

И медленный плывет свинцовый зной,

Растягиваясь в колоссальных звездах,

В рубинных радугах над крутизной.

МИКРОКОСМ

Обволокла медовая смола

Жука металло-голубое тело,

И капелька округло отвердела,

И надолго под хвоей залегла.

Волна над новым дном поголубела,

На отмелях прозрачна и светла,

И тенью мимолетного крыла

Легко мутнели в ней чешуйки мела.

И трубка пенковая предо мной

Темнеет матовой золотизной,

И мутен желтопламенный янтарик.

И тихо в нем, как в волнах облака,

Включен металло-голубой фонарик.

В моей руке — далекие века.

ОГОНЬ И ГЛИНА

Угрюмый облик обожженной глины

И смуглый звон чеканных кирпичей

Милей, чем плавный пересвет лучей,

Которыми звездились турмалины.

Я ювелиром был, ловцом огней,

Чей хладный пламень выбрали павлины,

Но прогудел полынный ветр былины,

И вот в кувшины звонко бьет ручей.

Где небо серо над безводным логом,

Где зной ложится бронзовым ожогом

На высушенные песком тела, –

Кирпичные там водоемы встанут,

И волны свежие, светлей стекла,

Отрадно в чаши глиняные грянут.

МОГИЛА

Где воды пресные, прорвав скупой песок,

В зеленой впадине кипят холодным горном,

На сланце слюдяном, под очервленным терном

Иссохший кожаный полуистлел мешок.

И слитков золота нетронутый поток

Ползет из трещины, опутываясь дерном,

А в двух шагах скелет в стремлении упорном

Лоскутья рук простер на выжженный восток.

В миражном зеркале расплавленного ада

На дальнем западе сиерры Эль-Дорадо

И здесь в оазисе — предельный бег пустынь.

И грезу знойную навек покрыли травы.

Лишь бульканье ключа плывет в глухую синь.

Да воя волчьего случайные октавы.

РОБИНЗОНОВ СКЛЕП

Песком серебряным и пылью слюдяной

Сухой сверкает грот, закатом осиянный.

Сквозь плющ нависнувший и занавес лианный

Вплывает медленный вечеровой прибой.

Бюро, изрытое топорною резьбой,

И человек за ним — угрюмый и туманный –

В камзоле шерстяном времен британской Анны

Сжимает Библию мозолистой рукой.

Три века залегло от смерти Робинзона

До пламеней, что жгут вспоившее их лоно,

Что вьют багряный вихрь на стогнах у дворцов.

Но неистлевший прах священника скитаний

Всё льет свой вкрадчивый неуловимый зов, –

Зов к берегам чудес, в страну очарований.

МАРОН

Обмякший пляж. Коричневая глина.

Оливковый базальт — галопом глыб.

В глухой воде — клинки холодных рыб

И ветровых разбегов паутина.

Прочерчивает бухтовый изгиб

Отполированный плавник дельфина,

И в вечер уплывает бригантина,

И гаснет вымпела червленый шип.

Топор и карабин, бурав, лопата,

Кремень, брезента клок, моток шпагата,

И я один — покинутый марон.

Но вольным вижу я себя Адамом.

Мой лоб загаром новым опален.

Мне Библией — земля. И небо — храмом.

SALT-LAKE-SITY

Безводно-белые сухие облака

Над белым городом, обрезанным квадратом,

В пустыню брошенным, в сияющие пятна

Закаменевшего навек солончака.

Подложной библии тяжелая рука

Над жизнью избранных простерлась необъятно.

Но гневно сорваны и кинуты обратно

Шипы упругие тернового венка.

Безводны облака над рыжею пустыней.

Напоен жаждою солончаковый иней,

И время грузное иссохло в вышине.

Но в храме мраморном склоняются в поклоны,

Звеня кинжалами на вышитом ремне,

Священники земли — угрюмые Мормоны.

САМАРКАНД

Над белизной одежд ореховые лица.

Светило белое в глазах повторено.

Осталось позади былого моря дно,

И бешено взята мятежная столица.

Здесь — громовой парад. А там — за птицей птица.

Там трупы вздутые навалены в одно,

И небо токами дрожащими полно,

И, чуя тление, взывает кобылица.

Позеленелую развеивая медь,

Сияет куполом упорная мечеть.

Распахнутая дверь дымится, точно рана.

И вор оглядчивый в сияньи рдяной мглы

Берет из твердых рук убитого муллы

Парчовый фолиант столетнего Корана.

ПОРТ СВ. ИОАННА

Исчерченный коринфскою резьбой

Иконостас из черного ореха.

Сгоревшего полудня льется эхо

Из купола струею голубой.

И бледным золотом дрожащий зной, –

Шипы