всё старается повернуть карточку ко мне обратной стороной. А там надпись: «А это мой Санька». Господи, да это же я в шесть лет! И вдруг я понимаю, что этот мальчик имеет ко мне самое близкое отношение, и это сейчас знаю не только я, но и самые близкие мне люди, и приняли это спокойно, без объяснений.

– Ты была у Марты? – зачем-то спрашиваю я.

– Да, – спокойно ответила Катя.

– А когда она это получила?

– А это я получила. Сегодня Таня проездом оказалась в нашем городе и решила зайти к Марте. А Марта на работу мне позвонила, мол, у нас гость, обязательно приходи. Я взяла Риту и к ним. Я сразу догадалась, кто это. Познакомились. Тут и Владимир Николаевич пришёл. По рюмке выпили. Всё очень по-простому было. Очень приятная женщина и красивее, чем здесь. – Катя показывает взглядом на фото.

И от этого её искреннего добродушия, участия и жалости, что ли, ко мне становится так одиноко, горько и тоскливо, что я чувствую – очень просто могу заплакать.

– Катя, а ты-то что? – спрашиваю я.

– А что я? Я – за тебя. Спроси у наших… живёт она далеко, почти конец света. В хорошую погоду Америку видно… работает в детском саду. Квартира маленькая, больше и не надо. Замужем или нет, даже не намекнула. Она за сыном едет, хочет его к себе взять, туда, посмотреть, приживётся он там или нет. И адрес есть. Вот.

Катя опять начинает шуршать бумажками в своей сумке, но я кладу свою ладонь на её руку, и Катя затихает.

– Ну, что ещё. Мы проводили её на вокзал. Владимир Николаевич подвёз. И там долго мы поговорили с ней совсем наедине, она попросила. Обо всём говорили и всех. Но не подумай чего плохого.

– А о чём говорили-то? – с надеждой спрашиваю я.

Катя не спеша встаёт, обходит меня и со спины осторожно, уютно обнимает, соединив руки под моим подбородком и прижав свою щеку к моей. Отвечает почти шёпотом, загадочно и твёрдо:

– Ты об этом, наверное, никогда не узнаешь. Мы так договорились.

1975 г.