Владимир Шуля-Табиб
Карп и Ёрш
Хотя день уже и клонился к вечеру, жара стояла - не продохнуть. Потому как это было
второе августа, Кундуз, а он хоть и на севере, но - Афганистана. Как говорил комбриг:
"Нормальный мужик всегда найдет себе тѐпленькое местечко!" К тому же бригада стояла на
краю аэродрома, т.е. ни деревца, ни кустика - только потрескавшаяся сухая глина и бетон.
Второе августа - День воздушно-десантных войск, а поскольку бригада была
десантно-штурмовая, боевых действий на этот день, слава богу, не намечалось, следовательно - праздник! Посему комбриг, полковник Карпов, по кличке "Карп", уже начал
отмечать это событие. А надо сказать, что Карп был по-деревенски основательным, и
отмечал основательно тоже. И всѐ бы ничего, но тут, на беду, в дело влез начальник
политотдела бригады подполковник Богород. Он с порога заявил:
- Миша! Праздник, блин! Нужно торжественное собрание! Тем более, что кое-кому
награды пришли, самое время вручать! А за речь не бзди - мои уже накатали!
Карп посмотрел на него слегка мутным взглядом: да бог с ней, с речью, не впервой.
Но надо вылезать из бункера, из-под вентилятора, да и трусы с кедами как-то не того, форму
одевать надо.
- Слышь, комиссар, а обойтись не получится? Может, запишем - и всѐ? Так это тихо, между нами?
- Не, Миша, не получится! Мало ли среди нас с тобой сволочей?! Кто-то заложит. Вон
в 201-ой дивизии замполиту батальона влепили строгача за то, что в месте временной
дислокации батальона не развернул полевую Ленинскую Комнату. И по херу, что на
следующий день батальон ушѐл... Да и награды людям вручить надо. Так что...
Кряхтя и матерясь, Карп натянул полевую форму, сапоги, портупею с "макаровым" в
потертой кобуре, пятерней слегка пригладил волосы и вышел из бункера. По его
преувеличенно ровной и четкой походке было видно, что врезал товарищ полковник неслабо.
В импровизированном полевом "актовом зале", кто на складных скамьях, на стульях, а кто и просто на земле, - расположились все, свободные от нарядов офицеры и солдаты.
Перед ними стоял стол, покрытый красной скатертью, и два стула: для комбрига и
начальника политотдела. При появлении начальства народ вскочил и изобразил команду
"Смирно!", Карп вместо отдания чести лениво махнул рукой, рявкнул: "Вольно! Садись!", и
сел на стул, вытирая пот и обмахиваясь. Личный состав уселся на место, и мероприятие
началось.
Начпо поздравил всех с праздником, объявил торжественное собрание открытым и
зачитал не слишком длинный стандартный доклад. Затем предоставил слово командиру
бригады.
Карп встал, взял у начпо бумагу и, спотыкаясь на отдельных словах, все же более-
менее прилично объяснил всем, какие они все мужественные, стойкие и преданные партии и
Родине сыны. Помянул погибших (минута молчания). Затем зачитал указ о награждении
личного состава, вручил орден и медали кому положено. В общем, всѐ в рамках правил, начпо даже облегчѐнно вздохнул и мысленно перекрестился, открыл было рот, чтобы
закрыть собрание... Но не успел.
Видимо, жара сыграла злую шутку, или количество водки перешло в качество, но Карп встал
опять, обвел всех суровым, но крепко замутненным взглядом. Его мужественное, не
испорченное интеллигентностью и образованием красно-коричневое от загара и водки лицо
пылало гневом и праведностью.
- А вот теперь я вам правду скажу! Да, вы смелые и сильные. Смелые и сильные
пьяницы, разгильдяи, воры и бандиты! Может быть, это и не ваша вина, блин, вас воспитала
эта долбанная советская школа и этот... (тут он запнулся и слово пропустил) ну, комсомол, в
общем! Но я-то тут причѐм? Предупреждаю: сегодня - праздник, блин! Но если что... если
кто... чего-нибудь учудит, завтро (он так и говорил "завтр?), я вас построю, медали-ордена
навешаю - и строем в трибунал! Всех! Кроме павших, этим - вечная память и слава! И ещѐ, блин, тыловиков награждать только посмертно, при жизни они сами себя неплохо
вознаграждают...
Он пьяно всхлипнул, вытер глаза и вдруг заорал: "Всѐ, на хер! Собрание окончено!"
Тут же вскочил начпо, в короткой последней реплике попытался сгладить выходку
командира, но махнул рукой, всех отпустил, сел на стул, взялся за голову: "Блин, что будет!"
А была - баня! Тут наши саперы давно подсуетились, для нужд своих, а также
общественных (т.е. начальственных) соорудили очень даже приличную баню, с парилкой и
бассейном, выложенным мрамором! Причем мрамор был нагло экспроприирован из дома
богатого "духа", разваленного артиллерией. Был ли он точно "духом"? Хрен его знает, там
все были "духами" (или стали благодаря нам). Но мрамор был только у него, стало быть, и не
фиг сомневаться!
Но всему есть предел, даже силе начальства. После третьего захода в парилку, с
водкой в промежутках, комбригу вдруг стало нехорошо, т.е., в переводе на японский, "кому-
то почему-то херовато".
Начпо и главный банщик, прапорщик Сечко, медленно и аккуратно проводили
командира в бункер, под вентилятор, где и передали его заботам секретарши (она же ППЖ, т.е. походно-полевая жена) Нинули. Была Нинуля красива, в расцвете, что называется, и
очень неглупа. При этом искренне любила Карпа. Посему немедленно вызвала дежурного
врача из медроты. Повезло комбригу: будь там настоящая жена, получил бы он чем-нибудь
серьѐзным по голове, и вызван был бы катафалк...
Дежурный доктор, лейтенант Ершов, по кличке "Ершик", находился в данный момент
в трезвом состоянии. Или почти в трезвом. И не потому, что не пил. Серега Ершов был
одним из особо везучих "двухгодичников", т.е. гражданских, после института призванных на
два года в армию и попавших в Афган. Здоровенный детинушка, мастер