вновь вбирают в себя тепло. Квиблы жмутся к ним с нескрываемым удовольствием и больше ни на что не обращают внимания. Я оборачиваюсь к Пруху, показываю пальцем на скалы и на местном наречии спрашиваю его:

— Мертвый город там?

Предводитель охотников дружелюбно поясняет, выворачивая свои морщинистые кривоватые пальцы:

— Кто его знает, рунцак Латислаф? Где город, никому не известно. Квиблы покинули его очень давно. Мне так говорили. Я родился у озера. И все мои предки родились у озера. Говорят, где-то в скалах должен быть вход.

— Хотелось бы тебе побывать в Мертвом городе? Ванава говорит, что там тепло и много всякой еды, — не сдаюсь я.

— Еда — хорошо, — облизывая губы, произносит Прух. — Мертвый город — плохо.

Столь тонкое философское умозаключение собеседника мигом заставляет меня погрузиться в размышления. Что, собственно, мы знаем о вымершем городе? Почти ничего. Марион считает притчу сплошным вымыслом, да и я тоже не склонен доверять россказням квиблов. Во-первых, потому что знаком с данными по экспресс-разведке методом глубокого зондажа. А во-вторых, у каждого народа есть свои легенды и мифы. Представить квиблов цивилизованной гуманоидной расой совсем не просто. Старики и взрослые даже считать не умеют. Почти не умеют. Редко кто осилит счет до десяти, загибая пальцы. Прух хорошо считает до ста, но на большее его мозговых извилин не хватает. Пожалуй, самый образованный из квиблов — старейшина, он помнит названия числительных до тысячи. Однако представить себе столь большое число имух Муша не в состоянии. Говорит, что ему достаточно для счета пальцев на двух руках. И только детишки вместе с Марион успешно проходят курс арифметики, своими интеллектуальными способностями нисколько не отличаясь от сверстников-землян.

— Надо выслать двух наблюдателей, — советую я Пруху.

Слова «наблюдатель» в языке квиблов нет, так как этот вид деятельности квиблам чужд. Поэтому вместо него я употребляю словосочетание «хорошо смотрящие в даль». Прух соглашается и подзывает к себе двух аборигенов. После его напутствия они послушно бредут к соседнему утесу и по крутому уступу начинают взбираться на его вершину.

Остальных квиблов мы вместе с Прухом гоним на невысокую скалу, рядом с которой проходит тропа снуксов.

Только сейчас начинается настоящая работа. Аборигены по приказанию предводителя разбиваются на тройки и, выворачивая из грунта увесистые валуны, катят их к самому краю небольшой площадки, нависшей метрах в двадцати над узким проходом в скалах. Около часа мои ребятишки трудятся, как першероны, пока не выставляют на боевой взвод два десятка увесистых каменных снарядов.

Мы поспеваем вовремя. На соседнем утесе разведчики приходят в возбуждение и начинают махать всеми частями тела, давая нам понять, что снуксы приближаются. Их нелепый танец замечают. Охотники парами встают к камням и терпеливо дожидаются сигнала, чтобы по команде сбросить их на стадо животных.

Через пару минут на дальнем конце каньона из расщелины по одному выныривают лохматые чудища. Впереди стада несется вожак. Полторы тонны свежего мяса сами идут к нам в руки. Снуксы поменьше не отстают от него — мелкий галечник хрустит под их тушами и скатывается к обочине тропы.

Прух косится на меня, но я равнодушно отвожу взгляд. Сегодня я не у дел, придется ему самому выбирать подходящий момент для атаки. В конце концов, ведь мясо нужно не мне, а квиблам. Даже скорее всего не само мясо, а навыки в умении его добывать.

Тем временем вожак уже под нами. Буроватая шерсть на его загривке отливает серебром проседи — самец стар, но еще полон сил.

Осознав, что успех охоты теперь зависит полностью от него, Прух поднимает руку и, резко ее опуская, кричит заветное слово:

— Абат! (Толкай!)

Два десятка валунов, набирая скорость, летят с уступа вниз.

Стадо шарахается в сторону, животные убыстряют бег, намереваясь проскочить камнепад, но один из булыжников все-таки настигает нерасторопного снукса, и тот, оглушенный ударом в шею, валится на бок. Другой удачно выпущенный снаряд бьет по ноге молодого самца. Слышится истошный визг. Однако животное, чуть сбавив темп, яростно припускает за стадом с поджатой к брюху задней конечностью.

По приказу Пруха квиблы осторожно спускаются со скалы и добивают хрипящего в агонии самца камнями поменьше.

После этого начинается разделка туши, поскольку тащить эту зверюгу в поселок не на чем, да и обременительно. С помощью острых обсидиановых ножей охотники неумело вспарывают живот снуксу и общими усилиями стягивают с него шкуру.

Тем временем я оставляю своих подопечных и направляюсь к подножию утеса.

Среди обломков породы мне удается найти целую россыпь минералов с вкраплениями то ли слюды, то ли кварца, среди которых заметны желтые прожилки ксантита. Если верить Сорди, значит, где-то здесь имеется выход на поверхность самородных платиновых руд. Я укладываю образцы в наплечный карман и медленно возвращаюсь к квиблам.

Аборигены, оставшись одни, затеяли между собой легкую перебранку, норовя ухватить кусок мяса поменьше. Их можно понять — ведь им еще не меньше двух часов предстоит тащить добычу в поселок. Мое появление вносит в их действия настоящую сумятицу. Я приказываю Пруху, чтобы тот навел порядок и справедливо распределил ношу между охотниками. Аборигены затихают и молча укладывают мясо на плечи. Все готовы в обратный путь.

Я даю последние наставления предводителю охотников, и вереница долговязых квиблов трогает с места.

После полудня бравые вояки возвращаются в поселок. Высыпавшие на окраину женщины и старики встречают их как победителей. Чумазые подростки пристраиваются рядом с мужчинами и, радостно вопя, сопровождают процессию до жилища старейшины. Имух Муша выходит из глинобитной сакли в своем парадном хитоне и приветствует охотников, после чего с азартом базарного торговца принимается пересчитывать трофеи.

Я спокойно наблюдаю за ритуалом, и на меня никто не обращает внимания.

На ум приходит оригинальная мысль. Нужно подкинуть старейшине идею соорудить водопровод, думаю я. Выгребные ямы они уже освоили, даже сам имух Муша не гнушается ходить в отхожее место. Подает пример. Постараются — и водопровод осилят. Опять же коллективный труд. Правда, времени может не хватить — через полгода или год ожидается начало переселения.

Неожиданно моего локтя касается чья-то рука. Вздрогнув, я оборачиваюсь и вижу перед собой Сардельку. По тревожному взгляду ее карих глаз я сразу определяю, что на базе за мое отсутствие что-то случилось.

— У нас неприятности, — тихо говорит