Владимир Варшавский НЕЗАМЕЧЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Предисловие

Владимир Сергеевич Варшавский родился в Москве в 1906 году в семье присяжного поверенного и журналиста. Он только начал учиться в гимназии, когда разразилась революция 1917 года. Вскоре после октябрьского переворота родители будущего писателя уехали сначала в Крым, а затем в Чехословакию и обосновались в Праге. Здесь Варшавский получил среднее образование и затем окончил юридический факультет Пражского университета. В 1926 году он переехал в Париж и поступил в Сорбонну, где изучал литературу. В 1929 году в журнале «Воля России», выходившем в Праге, появился первый рассказ Варшавского «Шум шагов Франсуа Вильона», удостоившийся почетного отзыва на литературном конкурсе, организованном редакцией журнала в 1928 году.

«Шум шагов Франсуа Вильона» интересен не только как первенец молодого автора, но и как первая заявка на свою тему, которой Варшавский остался верен и по сей день. Это тема молодого русского эмигранта, болезненно переживающего свое одиночество и боязнь перед жизнью. Герой рассказа ведет дневник, в котором имеется такая запись: «Я раньше думал, что страх и беззащитность родились только в душах людей 20-го века, но ведь уже Франсуа Вильон корчился на дыбе и Микель Анджело бежал из Флоренции. Страх и беззащитность и бегство». Герой рассказа без труда узнает в уличной толпе «заклейменных страхом» людей, слышит «топот их ног» и со страхом думает о той страшной тишине, которая настанет, когда они пройдут мимо него и он «останется один».

В уличной сутолоке слух молодого человека выделяет шаги Франсуа Вильона. В этом рассказе оригинальна попытка по-новому истолковать одного из самых значительных лирических поэтов Франции. Франсуа Вильон (родился в 1431 г., год смерти не установлен), остался во французской поэзии самым характерным выразителем кризиса средневекового мировоззрения, распада укоренившихся верований и сложившихся устоев морали. Варшавский почувствовал в Франсуа Вильоне нечто большее: в его восприятии Вильон является как бы предтечей грядущего «потерянного» или как его называет Варшавский, «незамеченного» поколения, начавшего складываться в эмиграции в середине 20-х годов нынешнего века. К этому поколению он и сам принадлежит.

Впоследствии автор больше не возвращался к Франсуа Вильону. И это, конечно, не случайно. Все внимание молодой писатель сосредоточил на поисках братьев и сестер по своему поколению. В упомянутом выше рассказе эти поиски уже были намечены: больше всего герой рассказа боится той «страшной тишины», которая настанет, если все эти «заклейменные страхом» люди пройдут мимо него и он окончательно останется один. Франсуа Вильон в каком-то смысле был сильнее: сквозь обрывки его сложной и трагической биографии читатель чувствует по-своему бесстрашную и бесшабашную индивидуальность…

От последнего одиночества спасло Варшавского, как и многих его сверстников, то, что ему удалось встретить среди современников родных по духу и возрасту людей.

Частично эта тема и нашла свое отражение в книге Варшавского «Семь лет», вышедшей в Париже в 1950 году. Но там эта тема составляет лишь скрытую от глаз основу повествования, в целом посвященного переживаниям автора во время Второй мировой войны. В 1939 году Варшавский вступил в ряды французской армии, был вскоре награжден орденом за храбрость, а во время разгрома попал в плен к немцам и послан в лагерь для пленных, откуда был освобожден только после поражения Германии. В 1950 году автор переселился в США.

Тема его настоящей книги отчетливо наметилась еще на первых страницах «Семи лет». Здесь автор подробно останавливается на характеристике «отцов и детей» русской эмиграции. Не легко жилось в эмиграции «отцам». В недавнем прошлом они были «видными общественными работниками, журналистами, приват-доцентами, членами Учредительного Собрания, министрами в каких-то директориях, земско-городскими деятелями». Все это в прошлом. «И все-таки это было почти настоящее общество: с партиями, газетами, юбилеями, мемуарами». У этого старшего поколения была своя «биография», «а мы жили без всякой ответственности, как бы сбоку мира и истории. Нам уже веял в лицо ветерок несуществования. Даже для наших отцов мы были чужие. Поколение выкидышей». Из всех «лишних людей» русского прошлого и из всех «потерянных поколений» Европы и Америки они чувствовали себя самыми «лишними» и самыми «потерянными».

Под напором событий Второй мировой войны тема о поколении эмигрантских детей отступила в книге «Семь лет» на задний план. По мере развития повествования у читателя крепнет впечатление, что не только автор, но и многие из его сверстников, принявших активное участие в борьбе против сил зла, воплотившихся в немецком национал-социализме, внутренне преодолели комплекс своей неполноценности и беззащитности, которые так омрачили годы их юности, и нашли дорогу в жизнь.

«Незамеченное поколение» — не исторический очерк. Сам Варшавский определяет свою книгу, как «опыт рассуждения о судьбе эмигрантских сыновей», особенно тех из них, «кто при более благоприятных условиях могли бы стать продолжателями «ордена русской интеллигенции»».

В качестве вступления в тему «Незамеченного поколения» показательна ссылка Варшавского на «Воспоминания» Аполлона Григорьева, характеризовавшего себя, как «честного рыцаря безуспешного, на время погибшего дела». Григорьев по своим настроениям был прадедушкой грядущих «лишних людей». Он нашел своих единомышленников в Западной Европе, среди поколения, блестящую характеристику которого Ап. Григорьев нашел в предисловии французского поэта Альфреда де Мюссе к его повести «Confession d’un enfant du siecle» («Исповедь сына своего времени»). Это поколение родилось во время наполеоновских войн. Когда оно выросло, оно увидело себя «на развалинах старого мира»; позади было «навсегда разрушенное прошедшее, перед ними заря безграничного небосклона», но их «настоящее» было безотрадно: это был «дух века, ангел сумерек, ни день, ни ночь; они нашли его сидящим на мешке с костями, закутанным в плащ себялюбия и дрожащим от холода. Смертная мука закралась к ним в душу…»

В отличие от «воспоминаний» Ап. Григорьева, книга Варшавского не «исповедь» поколения. Личность самого автора в «опыте рассуждения» часто исчезает, давая место материалу в виде высказываний и интересных толкований произведений писателей, сверстников Варшавского по поколению.

Многие из представителей «Незамеченного поколения» умерли до начала Второй мировой войны, другие погибли во время войны, сражаясь во имя свободы.