Джонни задыхался от бега, а сердце у него стучало так, что, казалось, сотрясало все его маленькое тело, и страх сидел в нем после всего того, что было раньше, после того, как он забыл сходить к роднику за водой, после того, как он потерял вчера двух телок, после того, как у него в кармане нашли спички…
Коров он не догнал. Они были уже в коровнике, и он понял, что они подоены, и что там, в кустах, он пробыл ужасно долго, и что все это куда хуже, чем ему представлялось.
По дорожке он поднялся к дому. От страха его трясло. На кухне горел свет, и он понял, что его дожидаются.
Когда он вошел в кухню, они сидели за столом, повернувшись к двери, и ждали его. Свет лампы падал на их лица, и лица эти были столь суровы, что походили на могильные камни.
Дядя Эйб возвышался, будто башня, голова его доходила до самого потолка, и видно было, как напряглись мускулы его рук, обнаженных закатанными рукавами рубахи.
Он потянулся к Джонни, и Джонни нырком ушел было в сторону, но сильные пальцы сомкнулись у него на шее, оплели горло, и дядя Эйб поднял его и встряхнул — молча и злобно.
— Я тебе покажу, — прошипел дядя Эйб сквозь зубы. — Я тебе покажу! Я тебе покажу…
Что-то упало на пол и покатилось в угол, оставляя за собой шлейф огня.
Дядя Эйб перестал трясти его и секунду-другую стоял совершенно неподвижно, держа мальчика в воздухе. Потом он бросил его на пол.
— Это у тебя, из кармана, — сказал дядя Эйб. — Это чего же такое?
Джонни попятился, тряся головой.
Он ни за что не скажет им… Никогда! Что бы ни делал с ним дядя Эйб, он ни за что не скажет! Даже пусть его убивают…
Дядя Эйб остановил ногой катившийся камень, быстро наклонился и поднял его. Он принес камень к столу, положил под лампу и завороженно стал глядеть на игру огней.
Тетя Эм, приподнявшись со стула, так и подалась вперед, чтобы разглядеть получше, что же там такое.
— Господи ты боже мой, — прошептала она.
С минуту оба были недвижны и смотрели на драгоценность, глаза у них ярко блестели, тела были напряжены, и в тишине было слышно только их прерывистое дыхание. Наступи сейчас конец света, они бы этого не заметили.
Затем они оба выпрямились и посмотрели на Джонни, отвернувшись от камня, как если бы он их больше совсем не интересовал, как если бы камень должен был оказать на них какое-то влияние и вот выполнил свою задачу и теперь уже не имел ровно никакого значения.
— Ты, верно, проголодался, малыш, — сказала тетя Эм, обращаясь к Джонни. — Сейчас подогрею тебе ужин. Хочешь яичницу?
Джонни поперхнулся и мог только кивнуть.
Дядя Эйб уселся на стул, не обращая на камень ровно никакого внимания.
— Вот, значит, дело какое, — прогудел он. — Я тут на днях видел в лавке как раз такой ножик, какой тебе хотелось…
Джонни едва слышал его.
Он стоял, прислушиваясь к Дружелюбию и Любви, которые, казалось, тихонько пели в стенах этого дома.
Перевод с английского Евгения Кубичева