городке. Тот же профиль, такой же слегка приплюснутый нос, осёдланный большими очками, задумчивые глаза за стёклышками. Только у Вилли нет во взгляде отцовой печали. В нём светится живой интерес, пытливость мысли и приязнь ко всем нам, советским людям. Мы ходили с нашими немецкими друзьями к колокольне, возложили цветы к мемориальной доске, на которой написано имя Виллиного папы.

— Ваша земля, — сказал тихо Вилли, — навечно дорога и род-на моему сердцу, потому что полита кровью моего отца… А я ваш побратим…

Вилли из амфоры, которую привёз с собой, рассыпал вокруг дрезденскую землю.

— Пусть наши земли, — молвил при этом задумчиво, — дарят нашим детям не муки и страдания, а только радость…

— И будет так! — сказал я, крепко пожимая Виллину руку.