конверт с деньгами, Августа Карловича взволновал собственный портрет, вывешенный на видном месте в фойе. Мастер несколько раз прошелся мимо фотографии, делая вид, что прогуливается.
На следующий день секретарша предупредила Дроздова:
— К вам немец. В новом костюме и надушен даже.
Август Карлович уже стоял в дверях. Он снял картузик и поклонился неуклюже и церемонно.
— Я хотел бы выражайт вам свою благодарность, — сказал он нерешительно.
Директор был вдвое моложе мастера, он взял старика за плечи и усадил в кресло.
— Лучше не выражайте, — сказал он смеясь. — Бумага идет? Идет. Премию получили? Получили. Все ясно.
— Нет, не все… Я хочу вас приглашайт к себе на небольшой секрет. Сегодня… Сейчас.
— Почему же не здесь?
— Прошу вас, — сказал Август Карлович, приложив огромные ладони к жилету.
Они молча оделись, перешли площадь и поднялись на второй этаж гостиницы, где жили немецкие консультанты.
Войдя последним. Август Карлович повернул ключ в замке и спустил шторы.
— Ого, — заметил директор, — значит, секрет?
Август Карлович не расслышал.
— Да, да, — сказал он, — скоро я буду в Германии. У меня в Лейпциге семья — вы понимайт?
Август Карлович наклонился и вытащил из-под кровати знаменитый сундук. Мастер заулыбался ему, как старому приятелю, он снял пиджак и погладил сундук по крутой спине.
Замок был старинный, со звоном, каких уже не делают в Золингене. «Тилим-бом!» — сказал сундук, распахиваясь, и директор с любопытством взглянул через плечо Августа Карловича.
Это была вместительная копилка технического опыта — целая библиотека, завернутая в толстую сахарную бумагу. Объемистые справочники лежали рядом с чертежами цойтовских машин и старинными словарями с фотографиями канадских заводов. Были здесь еще складные, метры, респектабельные прейскуранты, готовальня, лекала и даже образцы целлюлозы, похожие на тонкие вафли.
Дроздов с любопытством разглядывал все это аккуратно разложенное по стульям богатство. Но чем дальше опорожнялся сундук, тем скорее любопытство директора сменялось разочарованием. Все, что вчера представляло огромную ценность, сегодня уже превратилось в историю.
— Вот, — сказал Август Карлович великодушно, — пусть кто-либо берет и пусть читайт.
Дроздов засмеялся.
— Стриженому расчесок не дарят. Лет бы пять назад мы вам во какое спасибо сказали!
— А сейчас?
— Поздно, Август Карлович, теперь это… как бы сказать, вроде сундука Полишинеля.
— Это вы сериозно? — спросил немец, опешив.
— Вполне. Спокойной ночи, герр Реймер.
Дроздов простился и вышел. Август Карлович машинально сложил книги и захлопнул сундук. «Тилимбом!» — сказал замок насмешливо.
Пинком ноги Реймер отшвырнул сундук под кровать и подошел к окну.
В старом сосновом лесу, окружавшем завод, горели сильные лампы. Строители не успели поставить столбы, поэтому белые шары висели на разной высоте среди сучьев и хвои.
Август Карлович надел шубу и вышел на улицу. На просеке, возле пакгауза, стоял длинный товарный состав. Парень в буденовке и лыжном комбинезоне просовывал стропы под квадратный, должно быть, очень тяжелый ящик.
Август Карлович тронул грузчика за плечо.
— Что это?
— А кто его знает, — сказал парень, не отводя глаз от груза. — Каландр какой-то, шестьдесят вагонов — одна машина.
— Гамбург?
— Нет, Ленинград.
Август Карлович снова вспомнил о вежливой улыбке директора. Досада росла, как изжога.
— Сундук Полишинеля, — сказал он громко. — Naturlich[13]. Да, это есть опоздание.
Грузчик хмуро взглянул на пожилого человека в расстегнутой шубе.
— Опоздали, опоздали… — сказал он, озлясь. — Вся ночь впереди…
И, отвернувшись, громко добавил:
— Вот вредный толкач!
1937
1937