Татина мама повернулась и увидела, что на тротуаре сидят милиционер и какая-то девушка, уставившись друг на друга. Старшина открыл рот, чтобы сказать неизвестно что, а девушка весело спросила:
— Будете на меня составлять протокол? Или как?
Старшина Карасёв встал, пробормотал что-то нечленораздельное, всхлипнул, сел на мотоцикл и уехал. Девушка поднялась и весело помахала ему вслед.
Ничего не понимая, Татина мама смотрела склонив голову набок. Странности продолжались: заметив у водосточной трубы какую-то красную туфлю с помпоном (кстати, она тоже увеличилась в десять раз), девушка радостно вскрикнула, прижала туфлю к сердцу и убежала.
Время шло. Солнце сверкало среди нитей серпантина. А Тата и Лиля отчаянно спорили: кого спасать раньше и куда раньше бежать? Тата говорила — сначала в милицию, а потом в игрушечный магазин; Лиля говорила — сначала в игрушечный, а потом в милицию. Наконец они помирились на том, что начнут с аптеки. Но едва они бросились к двери и открыли её, как увидели на пороге повара Петра Петровича, в белом хрустящем, накрахмаленном колпаке, и Аллу Павловну, в платье с цветочками. У обоих в руках были подарки. Повар вынул из пакета пирог с яблоками, пахнущий миндалём, тмином и шафран-ранетом. — Это тебе, Тата! Теперь я буду печь такие пироги! И в десять раз вкусней! А управдомша дала ей расшитого петуха. — На, Тата, — сказала она. — А то у вас теперь некому сидеть на чайнике! Они степенно вошли в комнату, засыпанную конфетти и запутанную серпантином. — Ах, мои милые, без вас бы я умерла! — сказала Тата, чихнув в последний раз. — Ну, чего там… — сказала управдомша и напялила на чайник петуха. Но и это было ещё не всё. Пришли Татина мама с доктором Краксом. Галина Ивановна открыла дверь и остолбенела. В комнате, разноцветной от дрожащих нитей серпантина, солнечных зайчиков и конфетти, она увидела весёлую, счастливую дочку. И около неё — Лилю, какого-то повара в колпаке и прошлогоднюю управдомшу. — Тата здорова! — воскликнула Лиля, увидев Татину маму. — У неё тридцать шесть и шесть! Галина Ивановна не находила слов. Кракс выпустил облако дыма и сказал ей: — В таких случаях я получаю удвоенный гонорар. Табачный дым тёк, разбиваясь о нити серпантина, тая в солнечных лучах. Кракс расстегнул пиджак и — как когда-то — от металлической защёлки его подтяжки на потолке опять заиграл зайчик. — Доктор Кракс! — крикнула Лиля с пылающими щеками. — Вы плохой человек! У вас нет сердца! — Когда Тате было плохо, — сказала управдомша Галине Ивановне, — он нас выбросил из окна! — Шантаж… — невозмутимо сказал Кракс. — Мама! — сказала Тата. — Это не доктор меня вылечил! Это они меня спасли! Кракс повернулся к Татиной маме, которая как будто начинала что-то понимать. — В общем, мне некогда! Платите деньги!.. В передней задребезжал звонок, Лиля кинулась открывать, и Галина Ивановна увидела, как в комнату вошли та самая девушка, что сидела на тротуаре, и с нею худощавый, человек с серыми проницательными глазами. Заметив, как все обрадовались, мама тихо спросила Тату: — Кто это?.. — Добрый волшебник Могэс, — прошептала Тата. А девушка, которую мама видела на тротуаре, сказала: — Лиля! Ты потеряла… — И протянула ей красную туфлю с помпоном. В комнате на мгновенье стало тихо. В окне забилась вчерашняя оса. Где-то в стороне пролетел самолёт. И чей-то голос во дворе крикнул: «Федя! Иди завтракать!» Могэс вынул волшебные очки. Краксу стало не по себе, он весь съёжился. А Могэс негромко сказал ему: — Вы плохой человек. Вы бросили тень на всех хороших и добрых врачей. Вам было всё всё равно… — Не имеете права… — забормотал Кракс, пытаясь закрыться локтем и пятясь к дверям. Но волшебник уже надел очки; в них вспыхнули синие огоньки, они заплясали, перепутавшись с конфетти и солнечными зайчиками. И голос Кракса — такой грубый — стал тоненьким. А сам Кракс уменьшился в десять раз, и трубка его уменьшилась в десять раз, и дым уменьшился в десять раз. — Это нахальство! — крикнул он петрушечьим голосом. Могэс двумя пальцами взял его за шиворот, спрятал в чемоданчик и сказал: — Тата и Лиля, девочки, не бойтесь Кракса! И скажите другим девочкам и мальчикам: я превратил его в куклу раз и навсегда. Теперь, если кто-нибудь из вас заболеет, к вам придёт добрый, хороший, настоящий доктор! Могэс оглядел всех весёлыми серыми глазами, любезно поклонился и ушёл. Так окончилась эта удивительная история, о которой слышали многие, и которую официально подтвердил дворник дома № 7 по Воротниковскому переулку.
20
Время шло. Солнце сверкало среди нитей серпантина. А Тата и Лиля отчаянно спорили: кого спасать раньше и куда раньше бежать? Тата говорила — сначала в милицию, а потом в игрушечный магазин; Лиля говорила — сначала в игрушечный, а потом в милицию. Наконец они помирились на том, что начнут с аптеки. Но едва они бросились к двери и открыли её, как увидели на пороге повара Петра Петровича, в белом хрустящем, накрахмаленном колпаке, и Аллу Павловну, в платье с цветочками. У обоих в руках были подарки. Повар вынул из пакета пирог с яблоками, пахнущий миндалём, тмином и шафран-ранетом. — Это тебе, Тата! Теперь я буду печь такие пироги! И в десять раз вкусней! А управдомша дала ей расшитого петуха. — На, Тата, — сказала она. — А то у вас теперь некому сидеть на чайнике! Они степенно вошли в комнату, засыпанную конфетти и запутанную серпантином. — Ах, мои милые, без вас бы я умерла! — сказала Тата, чихнув в последний раз. — Ну, чего там… — сказала управдомша и напялила на чайник петуха. Но и это было ещё не всё. Пришли Татина мама с доктором Краксом. Галина Ивановна открыла дверь и остолбенела. В комнате, разноцветной от дрожащих нитей серпантина, солнечных зайчиков и конфетти, она увидела весёлую, счастливую дочку. И около неё — Лилю, какого-то повара в колпаке и прошлогоднюю управдомшу. — Тата здорова! — воскликнула Лиля, увидев Татину маму. — У неё тридцать шесть и шесть! Галина Ивановна не находила слов. Кракс выпустил облако дыма и сказал ей: — В таких случаях я получаю удвоенный гонорар. Табачный дым тёк, разбиваясь о нити серпантина, тая в солнечных лучах. Кракс расстегнул пиджак и — как когда-то — от металлической защёлки его подтяжки на потолке опять заиграл зайчик. — Доктор Кракс! — крикнула Лиля с пылающими щеками. — Вы плохой человек! У вас нет сердца! — Когда Тате было плохо, — сказала управдомша Галине Ивановне, — он нас выбросил из окна! — Шантаж… — невозмутимо сказал Кракс. — Мама! — сказала Тата. — Это не доктор меня вылечил! Это они меня спасли! Кракс повернулся к Татиной маме, которая как будто начинала что-то понимать. — В общем, мне некогда! Платите деньги!.. В передней задребезжал звонок, Лиля кинулась открывать, и Галина Ивановна увидела, как в комнату вошли та самая девушка, что сидела на тротуаре, и с нею худощавый, человек с серыми проницательными глазами. Заметив, как все обрадовались, мама тихо спросила Тату: — Кто это?.. — Добрый волшебник Могэс, — прошептала Тата. А девушка, которую мама видела на тротуаре, сказала: — Лиля! Ты потеряла… — И протянула ей красную туфлю с помпоном. В комнате на мгновенье стало тихо. В окне забилась вчерашняя оса. Где-то в стороне пролетел самолёт. И чей-то голос во дворе крикнул: «Федя! Иди завтракать!» Могэс вынул волшебные очки. Краксу стало не по себе, он весь съёжился. А Могэс негромко сказал ему: — Вы плохой человек. Вы бросили тень на всех хороших и добрых врачей. Вам было всё всё равно… — Не имеете права… — забормотал Кракс, пытаясь закрыться локтем и пятясь к дверям. Но волшебник уже надел очки; в них вспыхнули синие огоньки, они заплясали, перепутавшись с конфетти и солнечными зайчиками. И голос Кракса — такой грубый — стал тоненьким. А сам Кракс уменьшился в десять раз, и трубка его уменьшилась в десять раз, и дым уменьшился в десять раз. — Это нахальство! — крикнул он петрушечьим голосом. Могэс двумя пальцами взял его за шиворот, спрятал в чемоданчик и сказал: — Тата и Лиля, девочки, не бойтесь Кракса! И скажите другим девочкам и мальчикам: я превратил его в куклу раз и навсегда. Теперь, если кто-нибудь из вас заболеет, к вам придёт добрый, хороший, настоящий доктор! Могэс оглядел всех весёлыми серыми глазами, любезно поклонился и ушёл. Так окончилась эта удивительная история, о которой слышали многие, и которую официально подтвердил дворник дома № 7 по Воротниковскому переулку.